Холод пепла - Валентен Мюссо

— Прекрасно. На бутерброд с тунцом и яйцом под майонезом после завтрака…

— Согласен.

Эмили отпила содовой с заменителем сахара.

— И все же есть одно обстоятельство, которое может вызывать сомнение, — продолжила Эмили. — Вчера вечером эти негодяи проломили голову жертве предметом, найденным на месте преступления. Это тебе ничего не напоминает?

— В принципе, я с тобой согласен. Способ действия на первый взгляд выглядит одинаково. Но, думаю, речь идет о простом совпадении. Налетчики хотели нейтрализовать хозяина, чтобы выиграть время. Возможно, они также следовали своим садистским инстинктам и утоляли жажду насилия. Я не думаю, что они планировали его убивать. Они не подвергали его жизнь опасности. Что касается Николь Браше, я по-прежнему считаю, что преступник прибег к инсценировке, чтобы скрыть убийство, предумышленное или нет.

Франк замолчал и заглянул в шкаф, висевший над раковиной.

— Что, не осталось ни одного «Болино»? Я умираю от голода.

— «Неаполитанские косички»? Ты вчера все их съел.

— Черт!.. Возвращаясь к нашим налетчикам, скажу, что изменение в их поведении вполне логично. Они вошли во вкус, ведь налеты позволяли им угонять мощные машины и воровать мелкие предметы, которые потом легко можно продать. Постепенно они стали рисковать все больше…

— Сначала они нападали на пенсионеров, — уточнила Эмили.

— А вчера вечером их жертвой стал мужчина в расцвете лет, который мог бы оказать им сопротивление. Они не просто хотели поживиться, они готовы были рисковать. И эта тяга к риску и погубила их. Случай с Николь Браше никак не вписывается в эту схему. В списке потерпевших она занимает пятую позицию. Я с трудом представляю, что она могла быть легкой добычей, на которой бандиты собирались «потренироваться». У нее не было ни денег, ни машины. Игра не стоила свеч. А в итоге преступникам могло светить пожизненное заключение за убийство.

Франк наткнулся на уже начатый пакет с трубочками «Фиголу».

— Проблема заключается в том, — вздохнула Эмили, — что если эти типы действительно непричастны к убийству Браше, то их арест никак нам не поможет.

— Не согласен, — возразил ее коллега. — По крайней мере, их арест позволил нам окончательно отвергнуть версию с налетом, которая привела бы нас в тупик. Теперь мы можем напрочь забыть о краже и сосредоточиться на новых мотивах преступления.

Дверь приоткрылась. В проеме показалась голова дежурного.

— Лонэ, тебя к телефону.

Лейтенант вопросительно посмотрел на дежурного.

— Это срочно? У меня перерыв.

— Похоже, что срочно. Звонит Женевьева Дельво.

Франк и Эмили удивленно уставились друг на друга. В их памяти всплыл один и тот же образ: запуганная женщина, полностью подчиненная мужу-тирану.

Разговор длился целых пять минут. Эмили не сводила глаз со своего коллеги. Франк что-то записывал в блокноте, поощряя собеседницу продолжать.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло! — воскликнул Франк, кладя трубку. — Можешь забыть о тунце под майонезом. Сегодня вечером я закажу столик в ресторане отеля «Англетер».

— Ловлю тебя на слове… Их премьер-меню начинается с трехсот франков.

— А теперь слушай меня внимательно. Похоже, к мамаше Дельво вернулась память. В день убийства она видела, что перед домом Браше стояла белая машина. Женщина полагает, что не только сможет узнать машину, но и…

— Что «но и»?

— Но и более того… По ее словам, машина рванула с места и задела ворота. А это означает, что если нам и дальше будет везти, мы обнаружим на машине царапины.

Разгром в моей квартире, кража бобины и гибель «вечернего гостя» стали для меня очень тяжелым испытанием. Гораздо более тяжелым, чем я мог бы предположить еще несколько недель назад, когда думал, что все смогу преодолеть, призвав на помощь невозмутимость, равнодушие и отрешенность, которые всегда были мне свойственны. Смерть моего деда была в порядке вещей, чего нельзя было сказать о новых событиях, взбудораживших мою жизнь.

Я бродил по квартире, словно пьяный, который не в состоянии найти дорогу в спальню. Не знаю, что было для меня тяжелее: ощущение, что кто-то вторгся в мою личную жизнь, смерть животного, к которому я привязался, исчезновение этого проклятого фильма, который, несмотря на печальную действительность, впервые представшую моему взору, был для меня самой прочной, пусть и загадочной, связью с Абуэло.

Я не стал заявлять в полицию. И вовсе не потому, что испугался угроз, написанных на стене моей спальни. Нет, истинной причиной послужил стыд, снедавший меня с того самого момента, когда я узнал об истинном характере деятельности почтенного Анри Коше. Я не мог осмыслить то, что произошло со мной, не мог представить, как буду рассказывать полицейским о своей жизни, выкладывать им почти полувековую историю своей семьи. Я просто не мог поведать им о Гиммлере, об Эбнере, о расовом отборе, о евгенике…

Как только я немного собрался с мыслями, я попытался спокойно и разумно проанализировать сложившуюся ситуацию. Кто мог меня так сильно ненавидеть? Разумеется, я не имел ни малейшего представления о том, кто способен опуститься до такой жестокости, выпотрошить моего кота и оставить для меня зловещее предупреждение. Какую цель преследовал этот человек? Хотел ли он просто украсть бобину или же намеревался заставить меня прекратить расследование? И должен ли я принимать эти угрозы всерьез?

Около шестидесяти лет прошло с тех пор, как в Сернанкуре произошли все эти события. Список еще живущих лиц, которые могли бы быть к ним причастны, наверняка был очень коротким. Абуэло дожил до преклонного возраста, ему было девяносто лет. Я с трудом мог представить себе, что его сверстник, старик, решил пойти на кражу, жертвой которой я стал. Но нельзя было исключать подручных. Если только с фильмом и этим лебенсборном не были связаны другие обстоятельства, о которых я пока не знал…

Вскоре, когда в моем мозгу закружился рой подозрений, я отчетливо увидел лицо Долабеллы. Я вспомнил тот момент, когда три дня назад застал его роющимся — можно даже сказать, проводящим обыск — в ящиках письменного стола моего деда. Что он искал? Хотел ли Долабелла заполучить бобину, которую у меня украли? Возраст этого антиквара оставался для меня тайной. На первый взгляд ему было лет семьдесят. Но, возможно, он был старше и, как многие люди, подверженные сильным страстям, продолжал заниматься любимым делом, несмотря на возраст. Был ли он во время войны подростком? Знакомя меня с ним, Алиса сказала, что Долабелла «старинный друг» Абуэло. Следовало ли из этого сделать вывод, что он знал моего деда уже тогда?

С другой стороны, сколько людей могло знать о том, что я нашел эту девяти с половиной миллиметровую пленку среди множества фильмов, составлявших коллекцию моего деда? Следили ли за мной? Шпионили ли за мной, когда я встречался с Элоизой? Маловероятно. Однако многим было известно о расследовании, которое вела молодая аспирантка университета. Она много раз приезжала в деревню, расспрашивала местных жителей. Кое-кто из них наверняка был связан с нацистским родильным домом.