Тайна старой графини - Наталья Николаевна Александрова

после этого из-за стойки с оборудованием выбрался звукооператор Варенцов. Он оказался случайным свидетелем ссоры руководителей канала, но не стал показываться им, чтобы не попасть под горячую руку.

Вечером Кате позвонил Рокотов. Сухим, деловым тоном он сообщил, что завтра состоится внеочередной совет акционеров компании «Канал плюс». И что Кате нужно быть там, потому что будут выборы председателя совета директоров, эта должность свободна после смерти Елизаветы Петровны.

Собрание обещает быть бурным, поскольку Петр Федорович, временно занимающий эту должность, усиленно претендует на этот пост.

– У него есть шансы? – таким же сухим голосом спросила Катя.

Рокотов помолчал и осторожно ответил, что шансы, возможно, есть, однако за короткое время Петр Федорович успел восстановить против себя многих, а главное – Муратова, и теперь между двумя основными держателями акций нет единения, а это что-нибудь да значит.

Из его короткой осторожной речи Катя поняла, что положение серьезное. Неудобство заключалось в том, что она так и не успела поговорить с мужем про акции. Все это время его не было дома. Вечерами он приходил поздно, когда все в доме уже спали. Причем на работе его тоже не было. Катя не собиралась его проверять и контролировать – все равно это ничего не даст, только себя на посмешище выставишь, однако пару раз звонила секретарь по делу, и Катя отвечала, что мужа нет дома. Что уж там думала в такой ситуации Алла, ее не интересовало.

Петр приходил домой в сильном подпитии и пахнущий чужими духами, даже не делая попытки соблюсти приличия. Кате не приходило в голову выяснять с ним отношения. Она притворялась спящей, а утром старалась уйти из дома, пока он не проснулся, зная, что он будет злой с похмелья. Он не пытался сдерживаться, наоборот, по ее представлениям, он специально распалял себя, культивировал свою злобу. Не только на нее, но и на всех, однажды рявкнул на Павлика, обругал Валентину. Но больше всего доставалось Кате. Она недоумевала – за что он ее так возненавидел? Что она сделала ему плохого? И как же раньше она не замечала, какой он может быть скотиной?

Теперь она думала о свекрови если не с нежностью, то с уважением – столько лет держать сына в ежовых рукавицах! Очевидно, свекровь знала, что это единственный способ сделать из него приличного человека. Все кончилось с ее смертью.

– Я приду, – сказала она Рокотову, – думаю, пора открыть карты.

– Я помогу, – ответил он и отключился.

Вешая трубку, Катя уловила тень в стеклянной двери холла, очевидно, Валентина подслушивала. Пора, пора ее увольнять!

Члены собрания акционеров рассаживались за длинным столом. Рокотов снова занял место председателя. Катя на собрание опоздала. Она плохо ориентировалась в помещениях канала, забыла спросить Рокотова, где будет собрание, долго искала зал заседаний. Хотела спросить, но проносились мимо молодые люди с отсутствующим выражением на лицах и, наоборот, очень деловые девушки, к которым и подступиться-то страшно. Вот, кажется, навстречу попалась смутно знакомая женщина, определенно Катя где-то видела эту коротко стриженную брюнетку средних лет.

– Простите… – крикнула Катя, – вы не знаете… – но брюнетка свернула в боковой коридор, не отозвавшись.

Катя вошла наконец в зал и, не сказав никому ни слова, села в дальнем конце стола.

– Ты что здесь делаешь? – раздраженно осведомился муж.

Катя промолчала, вместо нее ответил Рокотов:

– Это я попросил Екатерину Алексеевну прийти на собрание. Позднее я объясню причину…

Петр зло и удивленно взглянул на Рокотова, потом на жену, но промолчал.

Назначенное время уже прошло.

– Чего мы ждем? – Петр Коваленко нетерпеливо взглянул на часы. – Давно пора начинать!

– Но вы видите, что еще не пришел Юрий Борисович!

Действительно, место Муратова пустовало.

– Это неуважение к коллегам! – обиженно проговорила Фира Раевская. – Всех же предупредили о собрании…

– Да он уже приехал, – подал голос скромно молчавший Бубенцов. – Я видел его возле второй студии… да он же с вами разговаривал, Петр Федорович!

Петр недовольно фыркнул, пожал плечами, проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Ну так пошлите за ним кого-нибудь!

– Алла Васильевна, – Рокотов повернулся к секретарше, – найдите, пожалуйста, Юрия Борисовича, скажите ему, что мы собрались и ждем только его!

Алла кивнула, вышла из зала заседаний.

Проводив ее взглядом, Петр снова исподлобья посмотрел на жену и сквозь зубы процедил:

– И все-таки, какого черта ты здесь делаешь?

Она уже хотела что-то ответить, но тут дверь зала распахнулась.

На пороге стояла Алла, но ее трудно было узнать.

Всегда сдержанная, чопорная, аккуратная, всегда невозмутимая, секретарша была не похожа на себя. Волосы ее буквально стояли дыбом, лицо перекошено ужасом, глаза широко распахнуты.

Она тяжело дышала, как будто только что пробежала марафонскую дистанцию, и держалась за сердце.

– Алла Васильевна, – удивленно проговорил Рокотов, – что с вами?

– Не… не со мной! – с трудом выдохнула Алла. – Не со мной, с Юрием Борисовичем!

– Да что случилось?

– Он… он умер! Его убили!

– Как? Алла, что ты несешь? – выпалила Фира Раевская, вскочив со стула. – Как это – убит? Почему убит? Глупости!

– По… посмотрите сами… – дрожащим голосом ответила секретарша и махнула рукой, словно снимая с себя ответственность. – Он… он в кабинете Елизаветы Петровны…

Все повскакали с мест и бросились прочь из зала заседаний. В дверях всегда предельно вежливый Бубенцов столкнулся с Раевской, но даже не извинился – ему было не до того. Все поспешили по коридору к кабинету Елизаветы, и на всех лицах было выражение испуганного недоверия, всем хотелось, чтобы слова Аллы оказались глупой ошибкой.

Катя тоже шла вместе со всеми, подхваченная общим порывом.

Раевская бежала впереди остальных, она распахнула дверь, первой вбежала в кабинет и закричала.

Этот крик как бы подвел черту, надежды на ошибку не осталось.

Все снова столкнулись в дверях.

Отсюда уже был виден кабинет Елизаветы, хорошо знакомый всем присутствующим: большие окна, стеллажи с книгами и журналами, на светлых стенах – афиши фильмов и сериалов, рекламные постеры канала, дипломы конкурсов и фестивалей. Между окнами – большой стол, и за этим столом, уронив на него голову, сидел Юрий Борисович Муратов.

Можно было подумать, что он устал и заснул, уронив голову на стол, точнее, на груду бумаг.

Можно было бы так подумать – если бы не страшная рана на голове, если бы не кровь, залившая всю столешницу, если бы не брызги крови на полу и на стене позади стола.

При виде этого жуткого зрелища все окаменели, застыли в дверях, словно превратившись в скульптурную группу – аллегорию ужаса и изумления. Раевская ожила первой, подбежала к столу, схватила Муратова за руку и закричала:

– Юрий Борисович! Юра! Что