Капля духов в открытую рану - Катя Качур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше было нечто похожее на дешевый детектив с плохой погоней. Иван решил спрятать Асю заодно с Иркой у друзей в небольшом городке Вилючинске, министр звонил ему не прекращая, посылал на поиски машину с охраной, дергал Самоху. Скала придумывал отговорки, дескать, уехали на съемки и связь потеряна. Вернулись в свой охотничий домик, на источниках возле Петропавловска, глубоко за полночь.
– Здрасьте, Борис Иваныч! – прошептала Ася.
Министр лежал на полу поверх красного ковра, босиком, в тренировочных брюках и клетчатой фланелевой рубашке, расстегнутой на выпирающем животе.
– Я ждал тебя целый вечер, ты совершила ошибку, – устало произнес он, не повернув головы.
– Вы не единственный в этом кабинете министров, кто ждал меня целый вечер, – спокойно ответила Ася.
– Думаешь, выиграла? Влюбилась в этого козла? Хочешь, погадаю на ладошке? – Он приподнялся на локте, приглашая глазами подойти ближе. Ася опустилась перед ним на ковер. Он сел, согнув колени, поправил светлую прядь на ее виске, взял в руки теплую Асину ладонь, поморщился от боли в груди.
– Тебе нужно быть женой, дурочка. Женой, а не любовницей. – Он водил пальцем по линиям на ладошке. – Бурный секс продлится недолго. Он пару раз приедет в Москву, разорвет тебе сердце в хлам, а потом его выследит жена и подвесит за яйца. И он тебя сдаст. Вот такой брутальный, мощный, героический, непобедимый – сдаст тебя как последний подонок.
Так оно и случилось.
Глава 16
– Расскажи мне лучше, как у тебя с этим бугаем с Камчатки? Все кончено? – Нехорошев летел по трассе, обгоняя редкие машины.
– Откуда знаешь, что он бугай?
– Видел вас недалеко от Останкино. Ты вдвое меньше его казалась.
– Да, кончено.
– Переболела?
– Ну так. Хотела вены резать.
– Что помешало?
– Отсутствие практики. Налила ванну, взяла скальпель – брат-хирург подарил, села в воду и затупила: вдоль или поперек? На запястье или возле локтя? Потом думаю, как же моя Жужу? Вдруг ее выбросят на улицу, когда найдут мой труп, она будет мокрая и голодная просить милостыню у жестоких людей?
– А дальше? – спросил Нехорошев.
– А дальше взяла шампунь, вымыла голову, покормила кошку и легла спать.
– Тоскуешь?
– Уже легче. Знаешь, что помогло?
– Нет.
– У него как у главного редактора городской газеты была своя колонка раз в неделю. Расследования: контрабанда икры и все такое. И вот после того как он пропал, друзья привезли мне камчатскую газету с его статьей. Знаешь, язык, обороты, слог, рассуждения – убожество, детский лепет. Примитивнее, чем в «Мухосранске-ТВ». И так мне полегчало сразу, прямо отлегло от сердца.
– А как я пишу, тебе нравится? – Нехорошев парковал машину у ворот пансионата советских времен.
– Ну ничего, сойдет.
– Так у меня есть шанс? – Он открыл дверцу, подавая Асе руку и раскрывая над ней зонт.
Они пошли по треснутой плитке мокрых дорожек к большому серому корпусу с балконами, перепрыгивая через лужи и пытаясь удержаться вместе под куполом зонта.
– Скажи честно, почему мой сюжет о камчатских проблемах не вышел в эфир? Почему отменили программу, дали отбой гостям? – спросила Ася. – Это твоя ревность или министр рыбхоза дал отмашку? Ведь такая была титаническая работа.
– Водку пить с мужиками – титаническая работа? – съязвил Нехорошев.
– Одно другому не мешает, ты – корреспондент в прошлом, должен понимать. А материал сам видел.
– Видел, материал убойный. Прости. Позвонили руководству канала, а я не стал сопротивляться. Обиделся на тебя.
– Фигасе, обиделся. Если б я сейчас не согласилась с тобой поехать, ты бы взял с собой Ленку. Или Юльку, или Аньку-редактора. И что, мне завтра на работе игнорировать твое задание?
Нехорошев открыл тяжелую дверь, и они попали в огромный холодный вестибюль.
– Знаешь, еще десять лет назад здесь яблоку негде было упасть. А вот за той колонной в буфете местная достопримечательность Халя Давыдовна разливала каберне.
Они заглянули в пустой буфет, подошли к барной стойке, из-за занавески показалась дородная женщина в жилетке и кокошнике продавцов СССР.
– Андрюша?
– Тетя Халя?
– Женился? – Халя Давыдовна вышла из-за стойки, они обнялись, хлопая друг друга по спинам и троекратно целуясь.
– Я – одна из его подружек, – уточнила Ася.
– Ну как обычно. – Буфетчица обнажила золотую коронку. – Уж сколько он их сюда перетаскал.
– Что ж вы меня палите? – Нехорошев по-детски зарделся. – Красненького бутылочку и всего, что есть поесть.
– Ты же за рулем, Нехорошев, рехнулся? – возмутилась Ася.
– Я только бокальчик, а тебе не привыкать, как я понял.
Сели за столик рядом с огромным – от пола до потолка – окном, залитым дождем. За стеклом расстилался парк с кустарниками, проплешинами неряшливых клумб и кривыми дорожками. Халя Давыдовна принесла бутерброды с сыром и копченой колбасой, покрытые целлофановой пленкой, кексы и печенье «Мария».
– Меня в колхозах на съемках шикарнее встречают, – сказала Ася, когда буфетчица отошла. – А в таких пансионатах мы отдыхали с мамой-папой, когда мне было лет десять или двенадцать.
– Это портал в прошлое, в наше счастливое детство. – Андрей поднял бокал, они чокнулись, выпили. – Привыкла, понимаешь, быть народной артисткой.
Из оконных щелей сквозило, монстера в огромной кадке качала листьями.
– Знаешь, у меня дома есть отросток пальмы в бутылке. – Нехорошев мучительно прожевывал колбасу. – Хочу ее пересадить, не знаю как. Поможешь?
– Нужно горшок купить, грунт хороший, гравий и в фазу растущей луны совершить шаманский обряд, – посоветовала Ася.
– При чем здесь луна? – удивился он.
– Она главная.
Ася тянула вино и, задумавшись, смотрела на Нехорошева. Развитый торс под тонким кашемировым пуловером, выгоревшие ресницы, глаза, на этот раз принявшие цвет бутылочного стекла. Светлые, как у Аси, волосы, явно уложенные пеной. Классический городской пижон. Они казались одной масти. Только у нее – волжские широкие скулы, а его узкое лицо скорее было каноническим. Серые джинсы с белыми кроссовками в этот день объединяли молочно-сизые носки. Асе