Отморозки. Новый эталон - Андрей Земляной

– А вот это – цесаревич Алексей, попутно – воспитанник нашей дивизии, – продолжил он представлять присутствующих. – Леша, познакомься.

– Ефрейтор Георгиевской дивизии Алексей Романов! – щелкнул каблуками хромовых сапожек мальчик.

От этого движения у него на груди колыхнулась серебряная медаль[49]. Сталин посмотрел на юного наследника престола с легкой улыбкой:

– Джугашвили, Иосиф Виссарионович, – он опять наклонил голову. – Грабитель банков, революционер, подпольщик…

– Настоящий? – округлил глаза Алексей. Если бы не его воспитание, мальчик наверняка бы попробовал пощупать Сталина, чтобы убедиться в его существовании на самом деле.

– Настоящий, – кивнул Сталин. – Вот только что убежал из ссылки в Туруханском крае и приехал сюда. Хотя правильнее будет сказать, что генерал-майор Львов меня выкрал из ссылки и привез в Тосно.

– А-а-а… – разочарованно протянул Алексей. – Так вас дядя Глеб привез? Ну, значит, вы – ненастоящий грабитель.

– Почему это ты так решил? – удивился Сталин.

– Дядя Глеб и Борис Владимирович просто так никого в дивизию не привезут, – уверенно заявил мальчик. – А бандитов они сами не любят, и если куда и отвозят, так только на погост…

Сталин посмотрел на цесаревича, потом перевел взгляд на смущенного Глеба и рассмеялся. Хохотал он так весело и заразительно, что все остальные невольно присоединились к нему.

– Ну, а в то, что я – революционер, веришь? – спросил Сталин отсмеявшись.

– Верю, – все еще подхихикивая, ответил Алексей. – Так у нас тут таких много. Мы почти всей дивизией – большевики!

Иосиф Виссарионович принялся расспрашивать мальчика о революционерах и был несказанно удивлен его разумными и точными ответами. Оказалось, что цесаревич знаком с работами Маркса, Ленина да несколько статей самого Сталина тоже читал. Пусть не целиком, но читал и даже понял.

– Ну, Глеб, – покачал головой Сталин, когда Александра ушла и увела с собой Алексея. – Всякого я мог ожидать после ваших рассказов, но такого…

– Это вы, товарищ Сталин, еще с офицерами не беседовали, – усмехнулся в ответ Глеб. – Они, я вам доложу – готовый боевой отряд партии…

Анненков в это время беседовал с Крастынем[50]. Начальник тыла дивизии в который раз просился перевести его с этой должности в боевую часть, пусть хоть и с понижением в должности.

– Борис Владимирович, голубчик, атаман, явите божескую милость! Ну, я уже и так что ни день – к врачам нашим бегу успокоительное принимать, – объяснял Иван Иванович, энергично рубя воздух руками. – С нашими орлами поговоришь – удивляешься: почему мы еще не в Берлине? А с этими «героями тыла» встретишься – поражаешься: как это немцы еще до Волги не дошли?

– Иван Иванович, если вам кажется, что мы с этими «новыми людьми»[51] не сталкивались, то вы заблуждаетесь, – хмыкнул Анненков. – Не забыли историю с военным казначейством? Да и мне, как командиру дивизии, приходится частенько сталкиваться с этой человеческой накипью…

– Борис Владимирович, да когда б «частенько» – это бы я и жаловаться не стал. Но каждый божий день да по многу раз – ей-ей так и тянет за пистолет схватиться!

– Ну-ну, Иван Иванович… – Анненков покачал головой. – У меня создается ощущение, что на вас плохо влияет генерал-майор Львов. Неужели так необходимо хвататься за пистолет? А добрым словом и крепким кулаком убедить не получится?

Не то, чтобы полковник Рябинин был не в курсе того, как воруют интенданты и прочие снабженцы, – насмотрелся, слава богу, в современной ему России. Не то, чтобы он не знал о продажности чиновников – там же того же навидался. Да еще и до такой степени, что ой-ей-ей! И ему тоже частенько, общаясь вынужденно с каким-нибудь ублюдком из службы снабжения или штабной гнидой, хотелось выколотить из такой твари все дерьмо вместе с зубами, фрагментами легких, печени и частями скелета. Но он всегда умел держать себя в руках…

– Иван Иванович, а давайте-ка поподробнее: кто конкретно и чем конкретно довел вас до мечтаний о человекоубийстве? – попросил Анненков. Он собирался провести небольшое занятие по психотренингу – дисциплине весьма полезной, но в этом времени совершенно неизвестной… – Возможно, вместе мы сумеем выработать оптимальные стратегию и тактику вашего поведения, чтобы потом не появлялось желания обнажить ствол по поводу и без…

…Через сорок минут Анненков откинулся на спинку стула и глубоко задумался. М-да, вот это – большой привет всем любителям поплакать о «России, которую мы потеряли» и всем воздыхателям о «хрусте французской булки»!..

Крастынь рассказал простенькую историю об армейских поставках.

– Если у тебя, атаман, имеется товар, хотя бы мало-мальски пригодный для снабжения армии, ты можешь продать его втрое, впятеро, если не в десять раз дороже, – рассказывал Иван Иванович. – А если ты еще имеешь некоторые связи в верхах, то, заранее точно зная, что и сколько будет стоить, при этом можно умудриться еще и на бирже сыграть…

Именно так по рассказу Крастыня и поступили несколько киевских сахарозаводчиков. Им, как, впрочем, и всем заинтересованным лицам было прекрасно известно о катастрофическом падении с началом Первой мировой войны курса российского рубля в Персии. И одной из радикальных мер, которая восстановила бы нормальный курс русской валюты, могли стать поставки в Персию большой партии сахара. Это и поручили той самой группе сахарозаводчиков.

Вот только после осуществления поставки ничего не изменилось. Совсем ничего. Ни на копейку. Учитывая тщетные ожидания валютных спекулянтов, торговцы сахаром долго еще держали таким образом низкий курс рубля, на чем неплохо заработали. Началось расследование, порученное среди прочих и генерал-квартирмейстеру Ставки Лукомскому[52]. И выяснилось, что огромная партия сахара, действительно, дошла до Ирана, но почему-то – минуя таможню. При более тщательном расследовании выяснилось, что его и не должны были «растамаживать», потому как оформлен он был как транзитный. И, «доехав» до Персии, сахар, не задерживаясь, проследовал далее – в Турцию. А уже через Османскую империю огромная партия сахара поступила… в Германию[53].