Отморозки. Новый эталон - Андрей Земляной

Отъезд Глеба в Красноярск Алексей воспринял как личную трагедию и считал дни до возвращения «дяди Глеба». Попутно он закатил старшей сестре здоровенный скандал за то, что та предпочла Анненкова Львову, а потом долго и настойчиво уговаривал «гувернантку» Татьяну бросить своего «сахаринового Маламку» и обратить внимание на настоящего мужчину[47]. И ведь уговорил, вырвав у сердобольной сестрицы клятвенное обещание обязательно сойтись со Львовым поближе, чуть только генерал вернется из своей служебной поездки в Сибирь.

Надо ли говорить, что мальчик просто не смог усидеть на месте в дивизии, когда узнал, что «дядя Глеб» прибывает в Петроград. Отец научил его управлять автомобилем еще два года тому назад, ну а усесться за руль – совсем не сложно, особенно если все казаки и солдаты просто не чают души в маленьком воспитаннике своего командира…

Львов занимался делами дивизии, которых за время его отсутствия накопилось преизрядно, одновременно поясняя Алексею тонкости обращения с бризантными веществами, когда в его кабинет вихрем влетела Сашенька. Привычно чмокнула в бледную щечку цесаревича, а потом, не церемонясь, взобралась на колени к Глебу.

– Ну, и где они?

– Кто? – спросил Львов, ошарашенный подобным напором. За время поездки он успел несколько отвыкнуть от непосредственности своей современницы.

– Ну эти твои коммунисты? Ты же за ними ездил?

Глеб сделал страшные глаза и взглядом показал на Алексея, но Александра ничуть не смутилась:

– Ой, можно подумать…

– Да невредно было бы, пожалуй…

– Слушай, перестань на меня наезжать! Ты что же думаешь, что твоему любимцу никто ничего не объяснил? Да я лично с ним этот… как его? Ну, там, где призрак бродит по Европе…

– И колотит всех по жопе, – неожиданно добавил Алексей, расплывшись до ушей в веселой улыбке.

Львов подавился зажатой в зубах папиросой и долго смотрел на обоих, переводя потрясенный взгляд с одного на другого и обратно. Наконец выдавил:

– Вы что, «Манифест коммунистической партии» Маркса умудрились изучить? А еще чем занимались?

– Всем понемножку, – беззаботно махнула рукой Сашенька. – Мы с Лешкой тут всего и начитались, и настрелялись, и набегались… Знаешь, как он теперь из браунинга лупит? Пуля в пулю весь заряд…

– Та-а-ак… Скажи мне, красавица, а в пионеры ты его еще не приняла?

– Нет, только в октябрята, – ляпнула Александра и, перехватив безумный взгляд Глеба, успокоила: – Да шучу я, шучу…

– Слава Аллаху, – вздохнул Львов. – М-дя, оставлять вас одних было грандиозным недомыслием. Интересно, куда Борис смотрел?

– На сестрицу Ольгу, – сообщил цесаревич. – А сестрица Татьяна сказала, что ты ей, дядя Глеб, очень нравишься. Вздыхала по тебе, – соврал мальчик на голубом глазу. – Фотографию твою на столе поставила…

Фотография Львова действительно стояла на столе цесаревны, а еще одна висела над кроватью, чуть ниже образка святой мученицы Татьяны – в этом Алексей не погрешил против истины. Правда, он умолчал о том, каким путем эти фотокарточки попали к его сестре, но ведь это не так уж и важно, верно? Не надо дяде Глебу знать об этом. Как и о том, что он подкараулил противного Маламку и пообещал вызвать его на дуэль, если тот не отвяжется от его сестры. Именно поэтому мальчишка и отстрелял в тире чуть не тысячу патронов из подаренного ему Львовым браунинга, и чуть не оглох от грохота выстрелов. Даже глаза покраснели от дыма. Спасибо тетя Саша промыла ему глаза каким-то желтым раствором, а потом каждый день утром и вечером капала ему под веки крепкую заварку, а не то было бы ему от маменьки. Да и папенька не похвалил бы…

В этот самый момент на столе Львова ожил селектор:

– Командир, к вам один из новоприбывших просится…

– Фамилия? – спросил Глеб коротко.

– Джугашвили, командир.

– Пропустить. И на будущее: его пропускать без вопросов и без задержек.

Через несколько минут дверь отворилась и в кабинет вошел черноусый человек, одетый в земгусарский френч. Разумеется, без опереточных земгусарских погон. Вошедший обвел всех присутствующих пронзительным взглядом и, чуть улыбнувшись, спросил:

– Глеб, я, похоже, не вовремя?

– Все нормально, – Львов сделал приглашающий жест. – Проходите, Коба, присаживайтесь.

Сашенька к тому времени уже успела соскочить с колен Глеба и теперь внимательно разглядывала вошедшего.

– Это что, Сталин? – прошептала она в самое ухо Львова.

– Ну да…

– Тот самый?!

– А что, их разве несколько было? Не знал, – улыбнулся Глеб и повернулся к Сталину. – Коба, познакомьтесь. Это – Александра Хаке, дочь генерала и художника Бильдерлинга[48]. Она – наша дивизионная медицина, светило в области полевой хирургии и терапии.

– Очень приятно, – наклонил голову Сталин. – Приятно и удивительно: такая молодая, а уже – светило…

Саше очень понравился его голос: чуть глуховатый со странным акцентом, совершенно не похожим на тот, которым наделяют рассказчики анекдотов про грузин. Да и сам Сталин оказался очень симпатичным: улыбчивый, с хорошим и умным лицом. Она кивнула в ответ:

– И мне очень приятно. Глеб много рассказывал о вас, Иосиф Виссарионович, но я себе представляла вас совсем другим…

– Каким? – быстро переспросил Сталин.

– Ну… – задумалась Александра. – Вы казались мне каким-то… Нереальным, что ли… Такой, знаете, человек-машина, у которого все подчинено одному – достижению цели. А вы улыбаетесь, симпатичный и вообще…

Глеб удивился: Сталину явно нравилось то, что говорила Александра. За время совместной поездки он успел неплохо изучить будущего вождя и теперь видел, что тот доволен и поглядывает на девушку с интересом. «Господи, – подумал Глеб, – нам еще только романа между Сталиным и девчонкой из двадцать первого века не хватало. Шо деется, шо деется…»