Ткач иллюзий - Эва Бялоленьская

Огненноволосый художник раскрашивал также роскошные книги — отдельные листы валялись, разбросанные по столам и полкам в опасном соседстве палитр с красками и баночек с тушью. На них виднелись миниатюры и украшения на различных стадиях исполнения.

Сам Монета едва помещался в этой барахолке. Чтобы выгадать побольше места, он спал на матросской койке, подвешенной к потолочным балкам, а залезал в нее по стремянке, что очень веселило его гостей.

Ни с того ни с сего Пожиратель Туч, которого Камушек никогда и заподозрить не мог в таких склонностях, пожелал идти по следам Монеты и учиться рисовать. Это уже выходило за пределы даже столь буйной фантазии, которой обладал Ткач иллюзий. Зрелище зубастого монстра, грозы окрестных кроликов, занимающегося столь изящной областью, как ЖИВОПИСЬ, никак не умещалось в представлениях Камушка о мире. Но когда слегка насмешничавший Монета показал новому ученику, что делать с графитовой чертилкой, и увидел первые опыты, он решил что, возможно, Понурый не станет гением и истинным слугой gallo tefa[2]госпожи Искусства, но у него есть все основания стать исключительно хорошим копиистом. С тех пор все знали, что более болтливого из близнецов после обеда всегда можно найти в мастерской Монеты, где он с азартом пачкал все новые листы. Разговорчивый, умный и умеющий пошутить, он скоро стал любимцем жителей. Ему присуще было то самое шалопайское очарование, которого так не хватало замкнутому в себе Камушку.

Другим поразительным открытием оказалось то, что Монета вовсе не был единственным художником в приморском поселке. Камушек закончил возиться со счетами и решил заглянуть в художественную мастерскую. Он ожидал застать там Монету и Пожирателя Туч, в полном согласии изводивших краски. Но на сей раз они были не одни. У стола, заваленного кучей совершенно необходимых мелочей, сидел еще один человек — на глаз лет двадцати с небольшим, с остекленевшим, неподвижным взглядом слепца. Монета, увидев Камушка, сделал предупреждающий жест, прося тишины. А Пожиратель Туч даже не оглянулся, все его внимание было сосредоточено на незнакомом юноше. Ткач иллюзий осторожно подошел поближе. Слепой? Нет, перед мужчиной лежал лист бумаги. Над белой поверхностью зависла рука с чертилкой. Вдруг рука опустилась ниже и кусочек угля начертал ровный полукруг. Секунда колебаний — и к одной линии присоединилась другая и третья… Рисовальщик работал все уверенней. Из путаницы черточек, точек и пятен постепенно проступало изображение животного. Камушек, точно зачарованный, следил, как под пальцами художника расцветает голова хищной птицы с приоткрытым клювом и ее распростертые крылья. Но была ли это на самом деле птица? Ни пушистые лапы, точно взятые от пантеры, ни длинный, подобный бычьему, хвост не могли принадлежать орлу или ястребу.

Рука рисовальщика замерла. Он закончил. Посидел еще немного, упираясь лишенным смысла взглядом в противоположную стену, потом вдруг поднялся, скованно, как марионетка, управляемая шнурком, и попросту вышел. Камушек почувствовал, как у него болит затекшая шея, ведь все это время он боялся даже пошевелиться.

Монета осторожно сдул с рисунка угольную пыль.

«Кто это был?» — спросил Камушек.

«Это Лист. Он иногда приходит порисовать».

«Странный он. Что за животное он нарисовал?»

Монета не мог найти соответствующего символа ни в языке жестов, ни среди известных ему письменных знаков. Наконец он что-то придумал и после яростного копания в стопках рисунков вытащил эскиз, представлявший могучее четвероногое создание, снабженное еще и парой широких крыльев.

«Гриф?? Но ведь грифы выглядят по-другому…»

Камушек готов был спорить аж до полного онемения рук, что грифы не выглядят так, как на рисунке Листа, но Монета добродушно усмехнулся.

«Откуда ты знаешь? Ты хоть когда-то видел такого живьем?»

И старательно подбирая очередные жесты-символы, он рассказал всю историю необычного рисовальщика.

Лист уже давно был квалифицирован как Наблюдатель, хотя никогда не будет в числе магистров Круга. У него обнаружился огромный талант, который даже не помещался в разумных границах и из-за этого оказался проклятием. Ценой, которую заплатил Лист, было полное отсечение от мира. О нем надо было заботиться, как о ребенке, он не мог самостоятельно есть, одеваться, мыться… Он жил как во сне — немой и глухой к словам других. Обычный средний Наблюдатель может отслеживать людские мысли и намерения животных на ограниченном уровне. Магистр ловит их на очень большом расстоянии, четко и с индивидуальными «характерами». А Лист принимал чужие впечатления из невообразимой дали. И единственным для него способом связаться с окружающим миром было изображение на бумаге своих видений. Никто точно не знал, как далеко дотягивался его могучий талант, но наверняка эти расстояния больше ни для кого не были доступны.

На некоторых рисунках Листа, тщательно сохранявшихся Монетой, изобиловали удивительные животные, строения чуждой архитектуры, лица людей, принадлежавших к неведомым расам. Предметы неизвестного предназначения или фрагменты чего-то большего — кисть, стопа, кусок чьей-то головы или неполный пейзаж, точно источник послания вдруг потерялся.

Значит, гриф с рисунка Листа был правдивый. Живое существо, а не создание из мифа — тяжелое, плохо уравновешенное, подходящее для изображения на фресках или рельефах, но наверняка не способное подняться в воздух, на чем ехидно настаивал также Пожиратель Туч. Легкая котоптица жила себе поживала где-то далеко, может, даже на Западном континенте, а может, в тех краях, которые лежат за непроходимыми чащами на востоке.

Странное поведение увечного мага тоже сделалось понятным.

Реальные люди были для него только призраками среди прочих призраков. Когда одновременно говорят десятки, а вероятно, и сотни уст, когда столько видений сразу втискивается в голову, как можно сохранить здравый рассудок? И как отделить реальность от сна? Камушек не сразу понял всю глубину трагедии Наблюдателя, тем сильнее она потрясла его. Талант лишил паренька слуха. Как близко подошел он к той границе, за которую предназначенье вытолкнуло Листа?

* * *

Усилия Камушка, направленные на то, чтобы держаться в стороне и как можно меньше (ради собственной безопасности) бросаться в глаза, ни к чему не привели. Обитатели здешнего поселения оказались слишком интересными людьми. Уже сам Медный был живой книгой с очень яркой историей. Овдовев, он не захотел оставить сына на милость чужих людей и стал брать его с собой в плавания. А в Ленгорхии надежно приковал его к земле тяжелый перелом ноги, которую так никогда и не смогли вылечить до конца. Но перед тем он успел повидать кусочек мира и в ответ на расспросы Пожирателя Туч охотно рассказывал о своих приключениях того времени, когда он еще стоял у корабельного руля и предсказывал морякам погоду, даже не отдавая себе отчета, чем на самом деле являются его способности. При этом он понятия не имел, что восторженный слушатель его в лице Пожирателя Туч Понурого тут же передает его слова своему внешне занятому чем-то другим товарищу, который вынужден был с огромным трудом притворяться безразличным.