Последний вираж штрафбата - Антон Кротков

Борис двумя руками тянул ручку на себя, продолжая набирать высоту. «Сейбры» некоторое время преследовали его. Они висели за спиной. От концов их крыльев тянулись полосы, свидетельствующие о высоких перегрузках, на которых начался бой…

Но вскоре в небе появились остальные летчики эскадрильи, сумевшие благополучно произвести взлет благодаря мастерскому финту командира. Американцы бросились в сторону залива. Там их ждали спасательные суда, а главное, они были уверены, что за береговую черту МиГи не посмеют сунуться. Но Борис на пару с подоспевшим Кузаковым без колебаний нарушили запрет, проскочив запретную линию. С земли тут же пошли потоком требования немедленно возвращаться. Но летчики МиГов сделали вид, что не слышат руководителя полетов из-за технических проблем со связью.

Американцы улепетывали над самыми волнами, поднимая своим реактивными струями водяные буруны. Еще немного, и они улизнут. Что и говорить, ситуация хуже не придумаешь.

Нефедов открыл огонь. Попасть он особо не надеялся, ведь до ближайшего самолета более тысячи метров. Выпущенные снаряды действительно ушли в пустоту. Зато сработала хитрость знаменитого аса Первой мировой войны Освальда Бельке, который первым сформулировал одно из канонических правил воздушного боя: «Если противник слишком далеко и вы не можете до него дотянуться, начинайте стрелять с любой дистанции, даже не рассчитывая на попадание. Если у вашего визави не слишком крепкие нервы, он обязательно начнет „дергаться“, совершать маневры уклонения с неизбежной потерей скорости. Благодаря этому вы сможете выйти на позицию атаки». Так все и вышло.

Заметив летящие в них снаряды, пилоты «Сейбров» крутанули вправо. МиГи их подрезали. Американцам пришлось спешно разворачиваться влево — в сторону берега. Кузаков сумел вписать в свой прицел вражеского ведущего и открыл огонь. Борис увидел, как снаряды напарника взрываются на фюзеляже и хвостовом оперении командирского «Сейбра». Один из снарядов снес ему треть левого крыла, превратив совершенную машину в беспомощно кувыркающийся «обрубок». При падении в море сбитый самолет поднял высокий столб пены. Его пилот не катапультировался. Скорее всего, он был убит еще в воздухе.

Страшная смерть ведущего, произошедшая у него на глазах, шокировала летчика второго «Сейбра»: он немедленно вышел из боя и на полной скорости помчался… в сторону советского аэродрома. В поведении этого парня чувствовалась неопытность новичка.

Борис приказал по радио всем летчикам группы немедленно бросать все дела и идти вслед за данной машиной, до поры держась от нее на почтительном расстоянии, чтобы раньше времени не спугнуть растерявшегося противника.

Возле вражеского аэродрома пилот «Сейбра» опомнился и попытался сбежать. Но тут появились его преследователи. Раз за разом МиГи отрезали американцу путь к бегству и одновременно прижимали его к земле. Янки начал остервенело сражаться. Борису стало ясно, что перед ним не напуганный, потерявший мужество маменькин сынок, а отважный противник. Да, в какой-то момент он утратил самообладание и сам загнал себя в ловушку, и тем не менее этот храбрец не принадлежал к числу тех своих соплеменников, для которых война что игра на бирже — не более чем бизнес. «Нет, он не поднимет руки, чтобы, как и положено представителю цивилизованного мира, сдаться в плен в безнадежной ситуации», — разочарованно и одновременно восхищенно размышлял «Анархист». — Он начинал уважать этого парня, продолжающего сражаться в окружении врагов. Однако необходимо было как можно скорее его обезоружить и все-таки заставить выбросить белый флаг. В любой момент на выручку своего могли устремиться новые «Сейбры». Пока внешнюю оборону держали МиГи местного авиаполка, но они могли не справиться с новой волной американских «джетов».[17]

Когда-то давно благодарные жители Мадрида назвали отважного русского летчика «Красным Тореро» за способность артистично играть со смертью. Что ж, кажется, пришло время тряхнуть стариной. Борис сознательно совершил то, что для большинства «нормальных» летчиков является самым жутким кошмаром, которого они всеми силами стремятся избежать. Провоцируя атаку «Сейбра», Нефедов вошел в так называемую «красную зону опасности». Подпустить хорошо вооруженного противника к себе на двести метров равносильно вхождению по колено в реку, зная о притаившемся у берега пятисоткилограммовом крокодиле. Чтобы среагировать на вражескую атаку, прекрасно натренированному летчику или боксеру требуется четверть секунды. Задержишься в прицеле на долю секунды дольше — и тебе конец. Не выдержишь страшного напряжения — на мгновение раньше рванешь из-под нацеленных на тебя стволов, и противник не нажмет на гашетку. А это значит, что обезоружить врага, заставить расстрелять оставшиеся в магазинах его «Сейбра» боеприпасы тебе не удалось, и все придется повторять сначала.

Но если тебе уже тридцать семь, то хочешь ты того или нет, но приходится признать, что ты уже не столь резв, как в двадцать. Впрочем, время не в силах отнять наработанный годами опыт. Да и нервы твои по-прежнему крепки, как стальные струны.

Чтобы увеличить свои шансы на выживание, Борис подходил к «Сейбру» немного сбоку, мгновенно уходя из-под огня легким скольжением. Товарищи в ужасе кричали ему по радиосвязи: «Что ты делаешь!» Но Борис раз за разом подставлялся под удар и в последний момент ловко выскальзывал из зоны поражения, приближая момент, когда у летчика американской машины кончатся боеприпасы и горючее и ему придется капитулировать.

В какой-то момент тореро слишком увлекся «корридой» и подпустил к себе «Сейбр» настолько, что встретился глазами с его пилотом. Такого выражения отчаяния, как на лице у этого американского летчика, Борису прежде никогда не приходилось видеть. Они смотрели друг на друга всего несколько мгновений, но, видимо, чем-то этот парень зацепил душу Нефедова, потому что он чуть позже среагировал на очередной удар. МиГ сильно тряхнуло и потянуло резко вправо, начали падать обороты двигателя, замигала лампочка аварийной сигнализации. Борис понял, что подбит. Американец тут же оказался рядом, немного выше. От зрелища задымившегося МиГа, заваливающегося на крыло, он воспрял духом и спешил добить издевавшегося над ним русского.

Впрочем, Нефедов как-нибудь сумел бы самостоятельно выкарабкаться из этой передряги, но в дело так некстати вмешался находившийся поблизости «Одесса». Красавчик решил, что чертов янки сейчас убьет командира. Поэтому он быстро сблизился с «Сейбром» и врезал по нему из всех стволов. Борис в этот момент пытался выровнять заваливающуюся на правое крыло машину и не мог видеть атаку Кости, иначе он успел бы крикнуть подчиненному, чтобы он не делал этого. Все было кончено за какие-то десять секунд. Первая же очередь одессита прошила кабину «Сейбра». На глазах у пилотов МиГов и наблюдавших с земли за боем сотен людей совершенно целехонький новейший американский истребитель рухнул на склоне находящейся у границы летного поля аэродрома сопки и взорвался.

Этим же вечером особист особой группы арестовал Леню Красавчика. Якобы тот умышленно уничтожил почти посаженный вражеский самолет. По приказу майора Бурды двое сержантов из особого отдела дивизии вначале обыскали Леню, затем одессита заковали в массивные цепи-кандалы, как в прежние времена каторжников. В местных тюрьмах такого добра было много. Конечно, это была акция устрашения — предупреждение остальным. «Смотрите, — словно говорил летчикам толкач Василия Сталина, — не поторопитесь выполнить хозяйскую волю, кого-то из вас скоро так же закую в железо и отправлю в лубянские подвалы к тамошним костоломам».