Красный Треугольник - Антон Чиж

– Благодарим, пришлец справедливый, – обрадовалась Матильд, и тело девчонки незаметно уплыло за распластанные спины.

– Встать! – приказал Тимур.

Матильд повиновалась. Вблизи толстуха не казалась такой уж отвратительной. Глухой фартук целомудренно прикрывал ее спереди, и если бы не болезненная желтизна в глазах, могла сойти за вполне милую тетку, конечно, для ценителя сдобы. А застенчиво спрятав за спину ручки, она и вовсе обернулась нашкодившей первоклашкой.

– Зачем вы меня поймали?

– Так ведь ты же пришлец, – неуверенно ответила Матильд.

– Я Тимур!

– Прости, Тимур лютый, не ведали! – Она порывалась бухнуться в ноги, но герой стоял близко, а подруги распластались позади. Так что Матильд обошлась глубоким поклоном и добавила:

– Честь для нас, ты первый пришлец, кто нас избежал.

– И что бы вы со мной сделали?

– Так ведь как полагается…

Подробности узнавать расхотелось, и Тимур тему сменил:

– Салаха знаешь?

– Как не знать, такой знатный…

Машку можно было называть как угодно, но только не «знатной»: папа – автомеханик, мама – сборщица, с аристократическими кровями ей не повезло.

– И чем это она… то есть он, такой знатный?

– Так ведь противец страшный…

Тимур был не уверен, что понял правильно, но показывать поверженному врагу незнание местных смыслов не стал. Известно главное: глабы даже не представляют, кто его освободил, и уж тем более не жаждут отмщения. И тут в голову Тимуру пришла прямо-таки блестящая мысль:

– Матильд, веришь, что я могу тебя отпустить прямо сейчас?

Тетка боязливо потупилась:

– Как не верить, такой страх…

А стадо плаксиво затянуло хором:

– Тимур лютый, помилуй нас…

– Отвечай, как перед карающим судьей… – грозно возвысил он голос.

– Уж как иначе, лютый…

– Где выход?

Матильд отважно уставилась желтыми глазищами и отчеканила:

– Выхода нет.

Тимур сумел не дрогнуть и не показать виду, что милая глаба убила последнюю искру надежды. Как ни странно – стало легче. Не надо сомневаться, верить, надеяться, все ясно окончательно. Пора выживать. Откаты точно никому совать не придется.

– Точно нет?

– Коли б был, разве ж это все надо… – И Матильд по-хозяйски повела рукой по цеху, указывая на коконы с тихой гордостью.

– Что в них?

– Так ведь мясцо спеет, что ж еще?

– А потрошки где?

– И потрошки есть, и мозгочки свежие, всего дадим, лютый. Хоть и дела теперь пошли – хуже некуда.

– Что так? Кризис? – Победитель позволил себе иронию.

– Пришлец не идет. Ты вот избежал, одного еще достали, так ведь такой дохлый, что накормили да отослали, что с него вырастет. Вот только одного девца-пришлеца и раздобыли, так-то вот.

– А у того, дохлого, очки были?

– Дужки одни круглые.

Тимур насторожился:

– Когда его отпустили… тьфу, то есть выпустили?

– Ты избежал, так его привели.

– Куда ушел, знаешь?

– Как не знать. Сказал, что в Пустом цеху схоронится.

Положив лом на плечо, Тимур легонько толкнул Матильду щитом, от чего складки жира закачались, и скомандовал:

– Показывай дорогу.

Ближний путь пролегал через обитель глаб. Шлепая голыми пятками и раскачиваясь, точно перегруженный пароход, Матильд пересекла цех и открыла в дальнем его конце дверку. Ход вел через неширокую улочку в соседний цех. Там Матильд с трудом поднялась по пожарной лестнице, вызывая неизбежный вопрос: как с такой прытью можно охотиться на пришлецов; затем прошла по коридорчику и вывела Тимура к зеву вентиляционный трубы.

– Туда, пришлец лютый. Сама приведет…

– Дамы вперед.

Матильд покряхтела, но повиновалась безропотно. А вот победитель глаб пожалел: перед носом елозили студенистые половинки задницы во всех анатомических подробностях, от которых разило так… В замкнутом контуре трубы дышать было нечем, Тимур вдыхал ртом, чтобы не чувствовать нестерпимую вонь, забыл считать повороты, не представляя, где они сейчас ползут, и жаждал скорее выбраться. Клаустрофобия тихонько шепнула: я уже начинаюсь? А еще пришлось волочь с грохотом и скрежетом свой щит и меч. Без них было страшновато остаться наедине с безоружной глабой.

Впереди очертился контур мертвого вентилятора, между лопастями хватало места для худощавого тела. Но глаба и не думала отступить, она уперлась лбом и принялась напирать так, что металлический лепесток крякнул и покорно загнулся под недюжинной силой. Она втиснулась в дырку плечами, покрутилась, как медведь в берлоге, расширяя пространство, – и вот проход готов. Тимур прополз в дырку, даже головы не нагнув.

Матильд внезапно уменьшилась в объеме и, охнув, исчезла. Как раз чтобы Тимур успел задержаться перед обрывом. Вентиляция резко уходила вниз. Там, внизу, Матильд лежала на спине, как жук, и не могла подняться, беспомощно шевеля конечностями. Тимур мстительно спрыгнул ей на живот, оказавшийся мягче перины. Матильд застонала.

Тимур съехал с жиров и благородно помог даме встать.

– Здесь?

– А как же… – тяжело дыша, прошептала она.

– Обманешь – порву на котлеты.

– Да что ты! Разве можно… Мы понимаем ведь… Избавь меня, пришлец лютый.

– Ладно, вали отсюда. Но помни: я за тобой наблюдаю. – Тимур строго погрозил пальцем.

С трудом поклонившись, Матильд потопала восвояси.

Цех оправдывал название. Все, что Тимур видел до сих пор, даже близко нельзя было сравнить с просторами Пустого цеха. Потолки темнели где-то в заоблачной вышине, а другая стена терялась вдали. Но ничего более примечательного, чем слой мусора, закрывавшего бетонный пол, тут не было.

Тимур кашлянул раз, потом другой и обнаружил, что изрядно задохнулся в трубе, дышать стало трудно, словно легкие забили песком.

Внимательный осмотр не обнаружил живой души. Наверное, Дохлик прятался, маскировался. Как ему выжить иначе?

Тимур пошел по мусору, не глядя под ноги, и крикнул:

– Дима!

Ему ответило долгое-долгое эхо.

– Димка! Вылезай! Не бойся! Это я Тимур!

«Ур-ур-р», – отозвалось эхо.

Невдалеке произошло движение, мусорная кучка распалась, и над ней открылась голова, прикрытая куском резины. Пялились напуганные глаза, впрочем, совершенно белые, и молодое чистое лицо. Парень следил из укрытия и не подавал признаков того, что хочет знакомиться.