Змееборец - Арина Веста

– Сейчас тебе, товарищ боевой, это небо синее с овчинку покажется. – Варганов достал из кармана и протянул Копейкину диск с фотографиями.

Они вошли в бревенчатую светелку, где ни к селу ни к городу в красном углу темнело слепое око плазменного телевизора, там же пылился суперсовременный компьютер.

Копейкин щелкнул кнопкой и поставил кассету.

Варганову хотелось поскорее увидеть его реакцию, но тот ничего удивительного на снимке не разглядел.

– Что это? Гипноз? – поторопил его Варганов.

– Хвать тебя за нос, – невесело пошутил Копейкин. – На технику гипноз не действует. Видал я таких ребятишек… Немного, но видал. Вот ты в летающие тарелочки веришь?

– Я еще в Заполярном сказал себе – поверю, когда увижу…

– А ведь ты их каждый день наблюдаешь, только тебе невдомек: морок они напускают, по-современному – фильтры ставят. А этот экземплярчик проявил оплошность, точнее, недооценил противника, а то ты его хоть в бане фотографируй, никакого хвоста не увидишь.

– Так это Гвибер?

– Ядрена Матрена! Опять ты со своими «гвиберами»! И где слов таких нахватался? На фото представитель цивилизации драка, но не типичный гад, а вроде легионера или ихнего гестапо. У этой разновидности признаки хищных рептилий особенно заметны. Они очень разные: есть милейшие дракоши, вроде мультяшных, даже цвет у них вроде клубники в сметане, и выглядят они гладенькими и прилизанными как «Киндер-сюрпризы».

– Шерсть чиста, да рыло погано, – проворчал Варганов.

– А врага, Серега, надо знать в лицо, – поучительно продолжил Копейкин, – уметь различать форму его ушных раковин и ногтей, толщину волос, рисунок кожных папилляров и формулу прикуса, точно так же, как они изучают нас. Или мы, или они! Для нас двоих эта чудесная планета слишком мала!

Копейкин резко увеличил изображение на мониторе, продолжая комментировать:

– Обрати внимание: ушные раковины упрощенной формы и нижняя челюсть слабовата. Нет, это не чистокровный драк. Перед нами результат мутации, когда к телу человека примешивается психополевой комплекс дракона, и возникшее существо, внешне оставаясь человеком, несет в себе психику и все внешние свойства захватчика.

– Захватчика?

– Разумеется… Похоже, что эти твари все еще не могут понять, как устроены мы, настоящие люди. Они разбирают нас на части, но так и не могут приблизиться к разгадке. Это притом, что вся так называемая черная медицина сегодня в их руках. Торговля органами прибыльнее, чем нефть и наркотики, и заметь: трафик проходит через Россию, при этом беспрерывную работу конвейера смерти и поставки человеческого сырья обеспечивают тысячи пропавших без вести молодых и здоровых людей, детей, подростков и младенцев, не успевших родиться!

– И все это делается из-за денег? – недопонял Варганов.

– Драконов мало интересуют деньги. Я много думал о тайном смысле всех терактов и групповых захватов заложников – о так называемых «криминальных эпизодах борьбы чеченских сепаратистов». В серии этих мерзких опытов прослеживается тайный стержень – не мотивированный ни материальной выгодой, ни психологическими причинами. Стоит внимательно проанализировать события от первых минут захвата и до дорогостоящих реабилитационных программ, как правило заграничных, и тотчас вырисовываются контуры преступного эксперимента над человеком как биологическим видом, эксперимента, просто невыполнимого при других условиях! А наш общечеловечий позор на Дубровке и в Беслане? Кому было нужно это тотальное унижение человека? Все эти акции тянут на идеально поставленный эксперимент по воздействию экстремальных факторов на сам генотип человека. Как верно заметил наш тогдашний президент, авторы и сценаристы этих издевательств поставили себя вне человечества. На самом деле он вскользь упомянул о самой главной тайне современной политики – о состоявшемся заговоре рептилий против теплокровных.

– За что они так ненавидят нас? – спросил Варганов.

– Корень рептильного садизма кроется в зависти к полноценной человеческой жизни. Именно она толкает «драка» на изощренные издевательства над человеческим «материалом», в то время как их пособники обеспечивают информационное и правовое прикрытие.

– Гад гада блудит, гад и будет! – мрачно заключил Варганов.

– Ну да ладно, заболтал я тебя, – вздохнул Копейкин. – Пойдем помянем… Иных уж нет, а те – далече…

Копейкин привел гостя на открытую веранду, где был накрыт круглый дубовый стол, похожий на гриб на крепкой ножке. Всего здесь было вдосталь: парила в чугунке молодая картошка, пересыпанная рубленым укропчиком, из яркой зелени выглядывал копченый лещик, самодельный сыр дразнил прозрачной слезкой, а над жбаном с медом упоенно звенели пчелы. В банке теснились терпкие малосольные огурчики, а в туеске алела земляника с первого покоса, и над всем этим летним пиром царила бутылка водки.

– Глянь, какая любушка-голубушка: в стеклянном сарафанчике, в березовых сережках, в золоченой коронке, и всегда улыбается сквозь слезки родниковые… – Копейкин взял со стола хрустальную бутылку «Березовой слезы» и покачал ее, как ребенка. – Вот она, моя королевна, всех баб мне дороже. Ленка, моя бывшая, уже в дверях крикнула: или я, или она! Дура! Кто же от такой откажется?

Копейкин бережно распечатал бутылку и налил в две стопки. Не переча хозяину, Варганов прикрыл свою кусочком черного хлеба, как на поминках.

Копейкин щедро подкладывал ему яства, он был явно возбужден свиданием с «голубушкой» и хотел, чтобы друг разделил его радость и обожание.

– Ну, помянем!

Копейкин глотнул водки и поперхнулся.

Варганов едва заметно качнул головой, не осуждая, но жалея друга.

Раздался бодрый перестук копыт, и на веранду резво забежал буро-пегий конек, горбатенький и кривоногий, настоящий лошадиный Квазимодо. Карлик бодро подковылял к Копейкину и уткнулся приплюснутой мордой в его ладони, по-собачьи упруго двигая ушами.

– Лапоть, Лапоточек… – Копейкин протянул жеребчику круто присоленный ломоть хлеба. – Мамаша его у пивного заводчика жила, – объяснил он Варганову плачевное состояние конька, – так ее три года вместо воды пивом поили, вот и родилась неведома зверушка. Оказывается, алкогольный синдром Дауна даже у лошадей бывает. Оказалось, что пивко-то наше по сивушным маслам – хуже водки, а по гормонам так и вовсе – генетическая диверсия!

– Пиво делает людей ленивыми, глупыми и бессильными, – заметил Варганов. – Это не я сказал, а Адольф Алоизович. Абсолютная трезвость двигает человека в обратном направлении, это уже мое личное убеждение.

– Сухой закон тоже не приносит пользы, – сварливо возразил Копейкин. – Если ты немного знаком с историей Руси, то легко поймешь, что любое отрезвление народа всякий раз заканчивалось «кровавым вином» бунта или революции. Внезапно протрезвев, русачок всякий раз обнаруживал в своей душе силы немереные, и наведенная слепота спадала с его очей. Прояснев рассудком, он быстро находил своих врагов и спешил обрушить на их голову проснувшуюся силищу. Большевички учли эти уроки, поэтому алкоголь был признан одним из рычагов управления, а при коммунистах алкогольный вентиль и вовсе стал сродни ядерной кнопке. С благословения партии при советской власти пили много и радостно, в Новый год шампанское лилось прямо с голубого экрана, и верхи и низы пошатывались в единой сладостной эйфории. Так было до середины восьмидесятых, пока новый партийный генсек, больше похожий на польского ксендза или монаха-иезуита, не придумал загнать этого беса обратно в бутылку, прекрасно зная, что одновременно набивает пороховую бочку, а уж кому поднести фитилек – всегда найдется. Горбачев поддержал этот фитилек, пардон, «начинание», – и чем все закончилось? Взрывом!