Аптекарь Освенцима. Неизвестная история Виктора Капезиуса - Патрисия Познер

Фритц Кляйн, доктор из Трансильвании, тоже познакомился с Штоффелями до войны. Кляйн был ярым антисемитом, он как-то сказал паре: «Жиды – враги всего рода человеческого, не только наши». Он был одним из немногих, кто сам вызвался проводить отбор на платформе и исполнять работу у «черной стены» блока № 11, где заключенных расстреливали. Он лично отбирал девушек для освенцимского борделя: их заставляли заниматься сексом как минимум шесть раз за ночь, тут эсэсовцы отказывались от «расовых запретов и ограничений». После войны Кляйн бесстыдно заявил, что девушки занимались сексом «по доброй воле»[193].

Капезиус и Кляйн быстро подружились, их объединяли трансильванские корни. Вскоре после перевода в Освенцим, Капезиус стал частым гостем горного домика Штоффелей. Иногда он добирался туда на велосипеде, иногда на поезде, изредка – на любимом мотоцикле DKW 100[194]. Один из освенцимских стоматологов, доктор Вилли Шац, как и его друг и аптекарь, лейтенант Герхард Гербер, часто присоединялись к Капезиусу. Его друг детства Роланд Альберт тоже посещал дом Штоффелей.

– Надо же было как-то отдыхать, – вспоминал Альберт после войны. – Расслабиться. Забыть. Может в воскресенье съездить на охоту [у дома Штоффелей]. Там удавалось сбежать от удушающего запаха «жженой плоти, жженой кожи, жженых волос»[195].

Капезиус, как правило, брал с собой лучшую одежду, украденную у заключенных.

– Я часто брал с собой подобную одежду осенью, когда ездил на охоту в Бескидские горы, – вспоминал Капезиус. – Я раздавал ее польским загонщикам и их детям, у них я пользовался большой популярностью[196].

Загонщиками были местные жители, они расчищали кустарники, чтобы облегчить эсэсовцам охоту на мелкую живность. Доктор Шац брал на охоту свою собаку Треффа. Капезиус считал Треффа «прекрасной охотничьей собакой». Однажды произошел несчастный случай, закончившийся травмой: во время охоты на зайцев стоматолог случайно пристрелил свою собаку, когда целился в кролика. Они лихорадочно пытались вытащить пули из раны, но животное все же погибло[197].

По субботам Капезиус обычно ночевал в одной из гостевых спален Штоффелей. По воскресеньям около дюжины эсэсовцев и их жен приезжали в именье на буржуазный обед, после чего к вечеру возвращались в лагерь[198]. В субботу, 7 июня 1944 года, в именье собралась большая компания – отпраздновать день рождения Ганса Штоффеля.

Когда у Хильдегарды Штоффель начались проблемы с зубами, оказалось, что у стоматологов в городке Освенцим не было ни рентген-аппаратов, ни необходимых для ее лечения навыков. Тогда она обратилась к доктору Шацу, который работал в аптеке с Капезиусом. Она ездила туда 4–6 раз, и много лет спустя остались только расплывчатые воспоминания.

– Вход был очень красивый. Там росли чудесные цветы, стояли хорошие, чистые бараки… Я никаких заключенных не видела, [но заключенные] в аптеке доктора Капезиуса не были похожи на заключенных. Они были хорошо одеты, явно нормально питались, всегда выглядели оптимистичными и довольными. Я не видела ничего плохого в их окружении. Они все выглядели хорошо[199].

Ее муж Ганс отметил, что аптекари из числа заключенных «очень хорошо отзывались о Капезиусе»[200]. Он добавил, что не знал о происходящем в лагере, уверяя, что ни разу не выглядывал из окна и не задавал Капезиусу никаких вопросов. Но одно можно сказать наверняка: Штоффели предоставили Капезиусу пространство, где можно было быть самим собой; оно находилось достаточно далеко от лагерной эсэсовской иерархии, поэтому время от времени он чувствовал себя достаточно свободно, чтобы говорить о тяжести войны. В конце мая 1944 года, например, он отправился в Центральный берлинский военный госпиталь, чтобы сделать несколько крупных фармацевтических заказов. Во время поездки он собственными глазами увидел разруху, оставленную масштабной бомбардировкой союзников, начавшейся 28 мая. Вернувшись в Освенцим, он взял несколько выходных, чтобы отдохнуть у Штоффелей. Им предстояла охота, и Капезиус чувствовал, что «у всех было хорошее настроение, люди танцевали, несмотря на сильный дождь». Но он не мог перестать говорить о том, как его потрясла мощь бомбардировки. Окружающие нашли его бесконечные разговоры депрессивными. Они довольно скоро «попросили [его] перестать об этом говорить», что он и сделал. Хильдегарда Штоффель позже вспоминала, что они с мужем «никогда не любили вести подобные разговоры», они их «огорчали»[201].

Штоффели не были единственной социальной отдушиной Капезиуса. Он часто ездил к Армину Румпу в город Освенцим. Румп, этнический немец из Трансильвании, работал аптекарем. Его семья (тоже друзья Штоффелей) перебралась в Польшу из Варта-Дорней, города в области Буковины на севере Румынии[202]. Этот регион заработал постыдную репутацию из-за уничтожения европейских евреев. В Буковине находилась одна из старейших еврейских коммун: согласно последней довоенной переписи населения, 92 тыс. евреев составляли 10 % населения и занимали высокие должности в сферах транспорта, финансов и вырубки леса[203]. В 1941 году румынское народное ополчение и отряды полиции начали убивать евреев[204]. Родной город Армина Румпа был крошечным, всего 7,7 тыс. жителей, 2 тыс. из которых были евреями – больше четверти. К 1942 году, когда война была в самом разгаре (и Румп перебрался в Освенцим), в городе остался 21 еврей[205].