Нора Вебстер - Колм Тойбин

— А про что кино? — заинтересовался Конор.

— Про женщину в доме, — ответила она.

— И все?

— Может быть, с н-ней в д-доме что-то случается, — сказал Донал.

Конор взглянул на Нору:

— Грабители?

— Чтобы понять, хорош ли фильм, нужно его посмотреть. А если я расскажу, то все станет ясно заранее и толку не будет.

— Нам можно посмотреть?

— Он будет поздно.

— А ты собираешься смотреть?

— Да, наверно.

— Тогда мы посмотрим начало, а дальше решим.

— И утром я не смогу вас разбудить.

— Это Донал не любит просыпаться.

— Н-ненавижу п-просыпаться, — сказал Донал.

* * *

Девятичасовые новости заканчивались, и Нора отметила, что мальчики не сдвинулись с места. Она не помнила, чтобы когда-нибудь смотрела с ними кино, и ей почти польстило их доверие к ее мнению о “Газовом свете”.

Однако стоило фильму начаться, она увидела, что Конор разочарован и Донал, пожалуй, тоже.

— Там дальше так и будет про этих людей? — спросил Конор.

В первом же перерыве на рекламу она решила подоходчивее пересказать им содержание, а дальше пусть решают, досматривать или нет.

— Мужчина хочет отнять у нее дом и упрятать ее в психбольницу, чтобы найти тетушкины драгоценности. Вот что он делает на чердаке: ищет бриллианты.

— Почему он ее просто не убьет? — спросил Конор. — Пырнул бы ножом или застрелил? Или связал?

— Тогда его схватят. Он хочет жить в этом доме без нее. Но не желает садиться в тюрьму.

Мальчики молча обдумали ее слова, фильм продолжился. Через несколько минут начался эпизод, в котором Ингрид Бергман пугается и не понимает, в чем дело: мигает свет, а она в доме одна, и Конор придвинулся к Норе, уселся у нее в ногах.

Оказалось, что кое-чего она не помнит. Раньше фильм казался триллером или своего рода детективом, но сейчас кое-что добавилось. Ингрид Бергман выглядела до странного одинокой и беззащитной; всякий раз, когда ее лицо показывали крупным планом, на нем отражались не только страх и ужас, а какое-то затаенное смятение или неуверенность. Она была нервозна и необычайно отчуждена от мира. Все ее взгляды были тревожны, улыбки — кривы. Создавалось впечатление о застарелой душевной травме. И Донала и Конора фильм уже заворожил, и в следующий перерыв Донал тоже пристроился к ее креслу.

Мужчина убедил женщину, что она все забывает и теряет; мальчики смотрели напряженно. Коварный замысел мужчины, его ложь и наглость служанки — все это прилагалось к чему-то еще, к непонятному беспокойству и отрешенности. Нора попробовала вспомнить, видела ли она хоть раз Ингрид Бергман в комедии. Ей стало ясно, что, если к ним сейчас кто-нибудь постучится, они ни за что не откроют.

Когда же газовый свет замигал снова, а женщина перепугалась еще сильнее, все трое уже смотрели с молчаливой тревогой. Нора сообразила, что мальчики до сих пор видели только приключенческие фильмы и эпизоды из “Толка Роу”[16], которые Донал находил особенно забавными из-за дублинского акцента. Им никогда не показывали такого кино, и оно задело в них некий нерв — они как будто находились в доме с женщиной, которая, вопреки всем ее усилиям, тоже была нервной и тревожной, которая молчала обо всем, что держала на уме. Чем дольше шел фильм, тем более невозможным казалось, что Ингрид Бергман росла в большой и счастливой семье, но Нора подумала, что это, наверно, ее фантазии и она слишком вжилась в постановку. Или же просто Ингрид Бергман — великая актриса. Как бы там ни было, она пробудила нечто потаенное и странное, именно таким, наверно, кажется мальчикам отсутствие Мориса, пребывание его тела в могиле. Нора подумала, что, может, и не стоило рассказывать им о фильме и вместе смотреть его воскресным вечером.

Когда он закончился, сыновья пошли спать. Она осталась сидеть в одиночестве, чувствуя послевкусие от фильма, ловя отголоски былого в доме, где прожила с Морисом больше двадцати лет. Каждая комната, каждый звук, каждый клочок пространства были заполнены не только тем, что ныне сгинуло, но самими годами и днями. Сейчас, в тишине, она ощутила это и поняла, что для мальчиков это чувство выливалось в смятение. В фильме ощущение это было очевидно и, чем бы оно ни являлось, расстроило их еще сильнее. Нора задалась вопросом, сколько еще старых фильмов вернется к ней исполненными нового и более мрачного смысла. Она посидела, представляя Ингрид Бергман беззащитной и невинной, а после погасила свет и поднялась в спальню, надеясь, что беспробудно проспит до утра.

* * *

Следующее воскресенье стало последним днем ее вольницы, так как с понедельника она приступала к работе в конторе Гибни. В субботу вернулась домой Фиона, и Нора рассказала ей новость. А когда сообщала мальчикам, те, похоже, уже были в курсе. Она была уверена, что никому не говорила при них о работе, и Джима с Маргарет известила только однажды вечером, когда мальчики давно отправились спать. В воскресенье из школы приехала на день Айна — ее захватили с собой соседи, дочь которых тоже училась в Банклоди. Отвозить их обратно вечером предстояло Норе.

Маргарет всегда внимательно читала газеты и обращала внимание на объявления о вакансиях. Нора с Морисом часто шутили, что существуй вакансия ассистента помощника библиотекаря в Уэст-Майо, Маргарет знала бы об этом и помнила все: и последний срок подачи заявки, и требуемые навыки. Поэтому когда объявили о грантах на обучение в университете для школьников из семей с доходом ниже определенного уровня, Маргарет сообщила об этом Норе и заявила, что это вполне относится к Айне. Единственное затруднение, сказала Маргарет, в том, что Айна бросила латынь, а в Дублинском университетском колледже, куда поступил Морис, когда выиграл право на обучение, латынь понадобится. Нора не знала, что Айна бросила латынь. Должно быть, Айна сказала тетке, но не ей.

В воскресенье Айна сообщила Норе, что Маргарет написала ей — предложила оплачивать дополнительные занятия латынью по выходным, и пусть Айна сдаст просто минимум, чтобы не отвлекаться от других предметов. Нора не знала, стоит ли возмутиться из-за того, что Маргарет не посоветовалась с нею — сперва или вообще. Похоже, та полностью взяла под свою опеку образование Айны. Но Нора решила, что лучше не забивать этим голову. Она ответила Айне, что согласна с Маргарет — пусть подучит латынь.

В тот день она несколько часов наблюдала за мальчиками, которые при сестрах преобразились. Конор ходил за девушками из комнаты в комнату, а когда его выставили из спальни, спустился узнать, когда Фиона уезжает в Дублин, а Айна вернется в школу. Затем он уселся на верху лестницы и ждал там, пока сестры не смилостивились и не впустили его в спальню.

Донал купил фотопленку и всех заставил позировать. Вспышка срабатывала через раз, но он не унывал. С камерой на шее Донал выглядел бодрее и оживленней обычного.