Дропкат реальности, или магия блефа - Надежда Мамаева

* * *

Ноги девушки заледенели от холодной, набрякшей полсвечи назад от конского пота, а сейчас задубевшей на морозе ткани подола. Руки, которыми она вцепилась в удила, были содраны в кровь. Овчинный тулуп уже не согревал.

Почтовый стан, что был на отшибе нижнего города, в этих обстоятельствах показался Вассе неплохой альтернативной даже райским кушам. Девушка сползла с лошади, впрочем, так и не выпуская из рук честно уворованную стопку писем. Кое-как закрепив узду на коновязи, шатаясь, побрела к двери.

«Наверняка похожа на пьянчужку из подворотни», – мелькнула мысль в голове Вассы. Впрочем, внешний вид волновал девушку мало, скорее, был наблюдением. Сродни тем, что делает обыватель, идя на работу: лужа, что стала еще шире со вчерашнего дня, да такая, что обойти ее тяжелее, или дворняга, ластящаяся к ногам. Ну есть и есть. Поэтому приведение себя в порядок у нее ограничилось лишь тем, что она заправила за ухо выбившуюся прядь: та закрывала обзор.

Потянув на себя дверь, лицедейка окунулась в такое долгожданное тепло. И пусть оно пахло перебродившим пивом напополам с рыбьим клеем, было сумрачным от чадящих дешевых свечей, для изготовления которых плохо очищенную вощину щедро мешают с тальком, и грязным. Зато не было мороза, который, казалось, выламывает кости, стылого ветра, что обвивает жадными лентами стужи.

Первые несколько вздохов Васса просто стояла, отогреваясь и чувствуя: вот сейчас зубы пустятся вскачь отбивать чечетку по новой, а в пальцы вернется ушедшая было ломота.

– Девка, че ныдыть? – Ямщик, бородатый детина из тех, кому может быть и двадцать, и сорок, почесывая голое волосатое пузо, проявил к вошедшей умеренный интерес.

Не отвечая вопрошавшему, Васса искала взглядом почтового управителя и, найдя, кое-как скрюченным пальцами нащупала монетку. Кругляш был одним из тех пяти, что ей удалось недодать в свое время настоятельнице. Короткий полет, и вот уже золотая деньга с тихим шелестом вращается на ребре, вытанцовывая юлой на стойке служителя.

– Чего изволите? – Тон управляющего уже любезный и предупредительный.

– Одежду теплую. Поесть горячего. Лошадь, чтобы повыносливее. Все это как можно быстрее.

Как известно, лучшим катализатором любой реакции во все времена являются деньги. Впрочем, иногда их эквивалентом могла стать угроза смерти, но последнее было неосуществимо в силу физического состояния вошедшей.

Кружка горячего сбитня и дышащая паром картошка появились практически мгновенно. Как и одежонка. Служитель умудрился даже сапоги где-то найти, причем хорошие, с подковками, и из кожи василиска. Правда, размерчик оных был как у больного плоскостопием медведя, но да это мелочи. Зато носков шерстяных управляющий приволок аж две пары, одна из которых была даже чистая.

Проглотив принесенную еду, порою даваясь и обжигаясь (плевать, язык с небом, конечно, ценны, но холод и не тем заставит пожертвовать), Васса наконец-то начала отогреваться нутром. Ее немилосердно клонило в сон, но девушка понимала, что нужно отсюда убираться, желательно подальше и побыстрее. Выяснив, где здесь можно переодеться, девушка отправилась в милостиво предоставленную для этих целей клеть. Не сказать, чтобы там было очень холодно, но и не жарко. Ровно настолько, чтобы прогнать дремоту и как можно быстрее влезть в серое мешковатое платье (со служанки, что ли, сняли) к которому довеском предлагался выпачканный в золе передник. В сочетании с овчинным тулупом и сапогами, а также шалью (последняя была некогда связана из кроличьего пуха, но настолько полиняла со временем, что отчетливо проступало полотно петель), сочетание было дикое.

Натянув на плечи то, что некогда было шкурой барана, ныне раскроенной и пошитой, девушка вышла из клети, чтобы тут же познакомиться с лезвием ножа, заботливо приставленного к горлу.

– Че, думала, золотишко есть, можно и честного люда не уважать? – Давешний детина, что практиковал в качестве аромата одеколона сивушный перегар, оскалился, продемонстрировав внушительное дупло на одном из клыков.

Новоявленный тать принял безмолвие девушки за испуг. Васса же в этот момент решала: орать или нет. Потому как если орать – это привлечет внимание, и может быть (хотя наряд ли), поможет отбиться… а ее ищут, усиленно. С другой стороны – надо что-то делать, а то прирежут ведь. Приняв решение, девушка постаралась вывернуться. Ей это не удалось. Зато детина, полагая, что и без железки управится со щуплой и запуганной девкой, заткнул нож за пояс.

Молчаливое, но остервенелое сопротивление, результатом которого была прокушена рука у нападавшего и получена звонкая оплеуха (эта уже досталась на долю лицедейке), прервал холодный и язвительный голос:

– Отпустил бы ты служаночку, здоровяк. А то заломаешь ее, а она в пылу страсти тебе все твое мужское достоинство и откусит. Не боишься?

Васса подумала, что этот голос ей почудился, и, словно находясь в вязком мареве, начала медленно поворачиваться к говорящему. Илас. И везет же им на неурочные встречи. Впрочем, этой Васса была несказанно рада. Сообразив, что лучше эта белобрысая и язвящая зараза, чем бородатый бугай то ли с душегубскими, то ли с сеновальными, то ли с грабительскими (а может, и все сразу) намерениями, метнулась за спину Бертрана.

Детина же, решив, что ему по силам проучить и нежданного наглеца (а потом можно и девчонкой заняться), достал убранный было нож. Теперь со стороны Вассария по достоинству оценила размер тесака, пусть тот даже на вид знавался с точилом в последний раз – никогда и был весь в зазубринах. Таким проще отпилить, чем зарезать, но покалечить (и знатно) даже в таком состоянии это оружие может.

Илас же, словно не замечая опасности, двинулся к громиле, слегка наклоняясь, чтобы дотянуться до голенища. Амбал не стал дожидаться, пока противник достанет оружие, и ударил наотмашь. Мужчина, словно ожидая этого, поднырнул ему под руку, оказавшись за спиной здоровяка. Тесак же намертво засел в дереве стола. Несостоявшийся насильник, тут же дернув за рукоять, попытался вытащить свое оружие из плена, но начал медленно оседать и с сочным звуком, поцеловав лбом лавку, упал на пол.

Илас, стоявший до того за его спиной, задумчиво рассматривал костяшки пальцев рук, собранных в замок. По-видимому, мужчина хорошо приложил ямщика по темечку, добавив удару своего веса.

– И почему, дорогая сестрица, наши с вами встречи всегда проходят в столь интригующих обстоятельствах?

– Могу спросить то же самое.

Служитель, с невозмутимым видом наблюдавший всю картину потасовки, вклинившись в возникшую паузу, доложил:

– Лошади готовы, – и потом, словно спохватившись, добавил: – Две.

– Что ж, не могу сказать, что приятно было повидаться… До нескорой, надеюсь, встречи, – сказал как выплюнул блондин.

Илас облил индевелым взглядом наряд нечаянной родственницы, скривился, как от паленого первача, и, не говоря больше ни слова, вышел вон. Он был зол. В первую очередь на себя, хотя и на Вассу заодно, для компании. Ему надо торопиться, не терять ни вздоха, а он в потасовку ввязался… из-за гризетки, как думалось вначале. А вон как вышло. И что его бедовая сестричка тут делает, да еще в таком виде? Помнится, две недели назад она представилась замужней фьеррой, да еще и в положении… Скандал был знатный. А сейчас – замызганная, в изгвазданном тряпье, да еще с каким-то несуразным узлом, с которым даже при нападении не рассталась… И везет же ему с родственниками… Мачеха – снежная королева, что вечно в царстве льда и тумана, отец – изрядный стервец, а вот теперь и сестра – ходячее недоразумение.