Очень. Петербургские сказки - Андрей Зинчук

– Надеюсь, это стопроцентное вранье, Воркис? – осторожно интересуется Алибаба Викторовна.

– Это вранье на все двести процентов! – неожиданно громко рявкает Воркис, любящий выражаться по военному точно. – Я утром в соседней квартире трубу отопления менял!… – Его руки при этом даже вытягиваются по швам пижамных брюк.

Алибаба Викторовна делает выразительную паузу и отвечает на это Воркису так:

– Уже много лет, фактически все время нашего брака, вы зовете меня этим длинным именем, которое даровали мне мои родители, тонкие знатоки Востока. Но с этой минуты я разрешаю вам общаться со мной накоротке и звать меня просто… просто Алла. За это я так же немного сокращу ваше имя и буду звать вас… звать вас…

– Подождите! Что ж из этого получится?! – предостерегает Воркис.

– Да, действительно, – тут же соглашается Алибаба Викторовна. – Тогда я буду звать вас по-прежнему: Воркис. Только гораздо, гораздо нежнее. (Она даже демонстрирует как, сложив губы бантиком: "Вор-кис".) И пусть для вас это будет новогодним подарком!

– Отлично! Пора зажигать елку и садиться за стол, Алла! Думаю, нам следует хорошенько подкрепиться, а заодно и проводить Старый год. – В целях конспирации боясь лишний раз подмигнуть, Воркис посылает Алибабе Викторовне мгновенный, полный скрытого значения взгляд.

– Я раздобыла для нас великолепный новогодний пирог! – отвечает та.

Фигуры Воркиса и Алибабы Викторовны исчезают. Через некоторое время в окне вспыхивают огни новогодней елки, гаснет люстра – видимо, Алибаба Викторовна и Воркис садятся за праздничный стол.

Они жили в прекрасной, хорошо обставленной двухкомнатной квартире, которой им вполне хватало для бесконечного счастья потому, что детей у них не было. В комнатах стояла модная полированная мебель на сей раз из Испании, которая, если почему-либо переставала радовать глаз хозяевам, в тот же день менялась на новую. Делалось это посредством новогодних подарков: либо Алибаба Викторовна Яицких дарила ее Воркису И. Д., либо Воркис И. Д. преподносил подарок своей супруге. Однако главным украшением квартиры (как, впрочем, и во многих домах Счастливого Города) был стол – резной и огромный, он казался навсегда установленным посередине столовой. И каждый вечер в полном смысле слова ломился от обилия яств.

(Против этого наблюдения возражений у двух других мечтателей не нашлось.)

КАССЕТА ПЕРВАЯ. РЕПОРТАЖ ВТОРОЙ. МЕСТО НАБЛЮДЕНИЯ: ДОМ ВОРКИСА. ВРЕМЯ НАБЛЮДЕНИЯ: 23.00. ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ: ЧЕРЕЗ ОКНО.

Сегодня половину стола занимал пухлый праздничный пирог, мгновенно вспоротый знаменитым складным ножом Воркиса. И почти сразу же в наступившей тишине слышится какой-то подозрительный звук: не то скрип, не то хлопок, не то скрип и хлопок одновременно.

– Где-то уже открыли шампанское. Слышите? – улыбается Алибаба Викторовна. – А вы все еще возитесь с пирогом, Воркис! Это нехорошо!

– Похоже, это хлопнула дверь, – сказав это, Воркис встает из-за стола и вновь выглядывает из окна во двор (робот-разведчик при этом мгновенно втягивает свой объектив, и несколько секунд после этого на экране монитора ничего, кроме бегущих цифр секундомера, не видно). – Видать, нашей секретной бабушке стало совсем невмоготу!…

Пришлось выглянуть из окна и Алибабе Викторовне:

– Что вы говорите, Воркис? Подвиньтесь, Дайте же и мне посмотреть! – Она чувствительно поддает Воркису острым локтем в бок.

– Ай! – медицинским голосом вскрикивает тот. – Слева у стены. Видите фигурку? – Вон, крадется!

– Вы, Воркис, рассказывали мне про девочку. А это, как мне представляется, здоровенный взрослый мужик. Ну да, – вон же у него борода. И, кстати, усы!

– Действительно. Обознался. Ночь, темно…

– Вот именно! Вы не могли бы его задержать? Ну, этого?… с бородой?

– Вы считаете, что это следует? Хорошо.

Воркис открывает окно (при этом объектив робота-наблюдателя, поднятый на телескопической штанге, разумеется, вновь мгновенно опускается, и снова на мониторе некоторое время ничего не видно, кроме равнодушно бегущих в правом нижнем углу цифр секундомера) и страшно и грубо кричит в темноту двора полковничьим голосом, которого в нем предположить, казалось, было никак нельзя:

– Эй, ты! Слышишь? Ты, мужик, стой! Да-да, ты! С палкой! Иди сюда!

(К этому времени учеными наблюдателями был дистанционно скорректирован режим микрофонного усилителя, и динамических искажений по ходу записи в фонограмме больше не возникает.)

Проходит несколько томительных секунд, и возле дома Воркиса появляется… Дед Мороз в традиционном театральном костюме: красном тулупе, отороченном белым искусственным мехом, из-под которого видны валенки, и красной же отороченной шапке. Борода и усы у него наклеены криво. При виде Деда Мороза Воркис виновато прокашливается:

– К-к… К-к… Извините. К вам это не относится. С праздничком! Вот, просто, знаете, захотелось кого-нибудь поздравить!… Мда.

После чего Дед Мороз, потоптавшись под окном, уходит. (Телескопическая штанга с телекамерой тут же снова поднимается на заданную высоту.)

– Неловко получилось, – бурчит Воркис. – Наверное, обиделся – даже не ответил. А может быть, торопится успеть разнести по домам подарки?…

– Где же в таком случае его мешок? – прищуривается Алибаба Викторовна.

– В самом деле! Где? – делает "большие глаза" Воркис. – Вы, Алла, находите, что он какой-то подозрительный, что ли? Не следует ли в таком случае вновь его задержать?

– Пусть идет по своим делам. Но мне кажется, Воркис, он к нам сегодня уже заходил и… Ну, вы что, забыли?

– Заходил и, никого не застав дома, ушел?…

– Нет. Другое, – говоря это, Алибаба Викторовна празднично улыбается. – Что они обычно делают, когда приходят в гости? – задает она наводящий вопрос, и ее новогодняя улыбка прямо на наших глазах начинает таять.

– Обычно они просят выпить.

– А потом?

– А потом они обычно просят закусить.

– Ладно. А после потом?

– А после потом они обычно уходят, – Воркис от напряжения даже багровеет (что также отлично видно вследствие особой чувствительности видеопленки).

– Ну а в промежутке? В промежутке что они делают?

– А у них нет промежутков. Они без промежутков пьют и закусывают!

– Ну… хорошо, – сдается Алибаба Викторовна и сгоняет со своего лица мешающие ей остатки улыбки. – Тогда зачем они вообще приходят?

На это Воркис недоуменно пожимает плечами:

– Как зачем? За этим и приходят.