Муссон - Уилбур Смит

У оконечности мола Уильям на своем черном жеребце высоко поднял над головой шляпу, когда два корабля выходили в море. Хэл прошел к поручню юта, ответил на приветствие и тогда уже повернулся и отдал приказ развернуть корабль и направить его в открытое море.

— Каким курсом обогнем Уэсан? — спросил он Неда Тайлера, когда они миновали мыс Пинли и зеленые холмы Англии начали уходить за корму. Нед стоял у новомодного рулевого колеса, которое на таком современном корабле заменило старый румпель. Замечательное изобретение: пользуясь румпелем, рулевой был ограничен в поворотах корабля пятью градусами от центра в обе стороны, а с помощью этого нового колеса он мог разворачивать судно на тридцать градусов и гораздо лучше учитывать ход и держать курс.

— Ветер попутный, капитан, — ответил Нед. — Юго-юго-запад.

Он знал, что вопрос — всего лишь формальность и что Нед перед выходом из каюты тщательно сверился с картой.

— Отметьте на траверзе, — сказал ему Хэл, и Нед вставил колышек в отверстие траверзной доски.

Такой колышек будут вставлять каждые полчаса, и в конце вахты можно будет определить основной курс и рассчитать положение корабля по счислению пути.

Хэл прошелся по палубе, глядя на паруса. Свежий ветер дул с правого борта, наполняя их. Установленные Недом, все они служили превосходно и «Серафим» словно перелетал с волны на волну. Хэл почувствовал возбуждение, сила которого удивила его. «Мне казалось, я слишком стар, чтобы так волноваться в ожидании новых приключений», — подумал он.

Ценой некоторых усилий он сохранил спокойное выражение лица и степенную походку. У трапа на юте стоял Большой Дэниел, и они переглянулись. Без улыбки, но каждый понимал, что чувствует другой.

Пассажиры стояли в центре палубы у поручня. Ветер раздувал женские юбки, дамы придерживали шляпки. Но едва суша исчезла из вида и «Серафим» ощутил всю силу морских волн, возбужденные возгласы стихли и одна за другой дамы покинули палубу и побежали вниз. Только Каролина осталась стоять рядом с отцом.

Весь этот день и несколько следующих сила ветра постепенно увеличивалась. Ветер гнал корабли и однажды вечером начал грозить настоящей бурей; Хэлу пришлось убавить паруса. Когда стемнело, оба корабля подняли на грот-мачтах фонари, чтобы не терять друг друга из виду, и на рассвете Нед постучал в каюту Хэла и сообщил, что «Йомен» в двух милях за кормой, а справа по носу видны огни Уэсана.

Еще до полудня они обогнули Уэсан и углубились в бурные воды Бискайского залива, вполне оправдывавшие свою дурную славу. В последующие несколько недель у экипажа была возможность поднатореть в работе с парусами и управлении кораблем в бурных водах, при сильном ветре. Из женщин только Каролина не страдала морской болезнью и присоединилась к Тому и Дориану на ежедневных уроках, которые давал им в своей каюте мастер Уэлш.

Говорила она мало и совсем не разговаривала с Томом, упорно оставляя без внимания даже самые остроумные его шутки и замечания. И отказалась от помощи Тома в решении математических задач, которые предлагал мастер Уэлш.

Языки и математика — в этих областях Том достиг больших успехов.

Каролина также отказалась брать уроки арабского, которые ежедневно давал мальчикам Уил Уилсон.

Во время перехода через Бискайский залив Гай лежал пластом из-за морской болезни. Хэла тревожило, что один из его сыновей проявил такую слабость перед волнами. Тем не менее он положил для него тюфяк в углу кормовой каюты, и Гай лежал там, бледный, стеная, словно вот-вот умрет, не способный проглотить ни кусочка; он только понемногу пил воду, которую подносил ему Аболи.

Миссис Битти и ее младшие дочери чувствовали себя не лучше. Они не покидали своей каюты, и доктор Рейнольдс, которому помогала Каролина, проводил у них много времени. Из их каюты постоянно выносили горшки и ведра и выливали их содержимое за борт.

Кормовые помещения были проникнуты острым запахом рвоты.

Хэл приказал проложить курс с большим отклонением на запад, чтобы в темноте не наткнуться на Мадейру или Канарские острова и в надежде поймать благоприятный ветер, когда они войдут в зону штиля. Но, только когда корабль приблизился к тридцать пятому градусу северной широты, а Мадейра осталась на сто миль восточнее, ветры начали стихать. В более спокойной обстановке Хэл смог заняться починкой парусов и оснастки, пострадавших в бурях, и поднатаскать экипаж в постановке парусов. Матросы смогли просушить одежду и постель, кок развел огонь и приготовил горячую еду. И настроение экипажа изменилось.

Через несколько дней миссис Битти и ее младшие дочери снова появились на палубе; вначале они были бледны и вялы, но вскоре повеселели. Очень скоро Агнес и Сара стали любимицами экипажа. Но особенно они привязались к Тому, которого окружили поклонением, и, чтобы сбежать от них, Том уговорил Аболи разрешить ему подняться на мачты без согласия отца. Оба знали, что получить такое разрешение от Хэла будет нелегко.

Выйдя на смену утренней вахты, Хэл обнаружил Тома в тридцати футах над палубой; тот, уверенно стоя босыми ногами на леере, помогал убирать главный топсель. Хэл застыл на полушаге, запрокинув голову и думая, как отдать такой приказ, чтобы Том вернулся на палубу, не угадав озабоченности отца. Он повернулся к штурвалу, увидел, что все офицеры незаметно наблюдают за ним, и небрежно подошел к стоявшему у поручня Аболи.

— Я помню, как ты в первый раз поднялся на грот-мачту, Гандвейн, — негромко сказал Аболи. — Это было в бурном море у побережья Агуласа. Ты сделал это, хоть я и запретил тебе подниматься выше главной ванты. Ты был тогда на два года моложе, чем Клиб теперь, и ты всегда был сорванцом. — Аболи неодобрительно покачал головой и плюнул за борт. — Твой отец, сэр Фрэнсис, хотел тебя высечь. Зря я ему помешал.

Хэл отчетливо помнил тот случай. То, что начиналось как мальчишеская дерзость, завершилось ужасом, когда он цеплялся за грот-мачту в ста футах над палубой; картины палубы сменялись видами зеленых волн, корабль раскачивался и дрожал, за его кормой оставался пенный след. Неужели Тому на два года больше, чем ему тогда? Рея, на которой стоит сейчас его сын, ниже середины грот-мачты.

— Мы с тобой видели, как падают с грот-реи, — проворчал он. — Кости ломаются так же, как при падении с самого верха.

— Клиб не упадет. Он цепкий как обезьяна. — Аболи неожиданно улыбнулся. — Должно быть, это у него в крови.

Хэл ничего не ответил на это замечание и вернулся в каюту, будто бы для того, чтобы сделать запись в журнале, но на самом деле чтобы не видеть сына на реях.

Весь остаток утра он ожидал, что услышит над головой тяжелый удар тела о палубу или крик «Человек за бортом!» Когда в дверь каюты постучали и Том, светясь от гордости, просунул голову внутрь, чтобы передать сообщение вахтенного офицера, Хэл подавил дрожь облегчения и прижал сына к груди.

Вошли в штилевую полосу. Корабль стоял на воде со спущенными парусами, и за его кормовым подзором не было даже ряби. В середине утра Хэл сидел в своей каюте с Большим Дэниелом, Недом Тайлером и Уилсоном. Они в очередной раз слушали рассказ Уилсона о захвате «Минотавра» Джангири. Хэл хотел, чтобы все его офицеры точно знали, чего ожидать; хотел выслушать их предложения насчет того, как лучше вызвать пирата на бой или обнаружить его убежище.