Париж в августе. Убитый Моцарт - Рене Фалле

Когда, поприветствовав могилу Неизвестного солдата, возле которой всегда многолюдно, они слонялись по Елисейским полям, освещенным пурпурным закатом, так по-туристически, что казалось, это устроил Комитет Парижа по празднованиям. Когда они шли, держась за руки, сзади к ним подскочил дылда в твидовом костюме и спортивной кепке, радостно закрыл ладонями глаза Пат и заорал:

— Ку-ку, Пат! Угадай, кто это?

Высокий ухмыляющийся дьявол не обращал ни малейшего внимания на остолбеневшего Плантэна. Да и как он мог вмешаться, если Пат улыбалась?

— Скажите еще что-нибудь. Два слова — и я догадаюсь.

— Я не знал, что вы в Париже, малышка Пат.

— Это Питер!

— Да! — радостно воскликнул этот Питер, отпуская молодую женщину.

Англичане расцеловались как старые друзья. В глубине души Анри уже проклинал эту досадную встречу.

Питер, позвольте представить вам Анри, французского художника. Он ни слова не говорит по-английски.

— А я — ни слова по-французски!

— Анри, это Питер Байк, приятель из Лондона. Друг. Будьте с ним любезны. Я вас прошу.

Мужчины пожали друг другу руки. Питер — сердечнее, чем Плантэн, который уже чувствовал себя очень несчастным. Прогулка продолжилась, Пат шла между двумя своими кавалерами.

— Но что вы тут делаете, Пат?

— Я приехала из Рима. Все тот же фильм. Как только я решу все вопросы с французским продюсером, уеду отдыхать в Норвегию. Думаю, дней через десять.

— Питер пишет киносценарии. Это он написал «Бурный вечер», вы знаете?

— Нет, — пробурчал Анри.

Питер небрежно обнял Пат за шею. Она покраснела и поспешно высвободилась.

— Отпустите меня, Питер, — по-английски проговорила она.

— Почему? Этот француз влюблен в вас?

— Думаю, да.

— А вы?

— Он мне очень симпатичен.

— Извините.

— Я не хочу причинять ему боль.

— Отошлите его. Я приглашаю вас на ужин.

— Я его не отошлю.

— Хорошо, хорошо. Ничего. В таком случае я приглашаю вас обоих. Это вас устраивает?

— Я не хочу, чтобы он знал, что между нами что-то было. И не хочу также, чтобы он знал, что я работаю официанткой в баре на Пикадилли.

— Хорошо, Пат. Я не грубиян. К тому же, каким образом я мог бы ему все это рассказать?

— Если бы очень постарались, вы бы смогли. Дайте мне слово, Питер.

— Даю слово. Вы немного влюблены в него. Теперь я это знаю.

— Вы информированы лучше меня, Питер. Я же ничего не знаю.

Плантэн опустил голову, он помрачнел, все очарование исчезло, он был безразличен к этим непонятным фразам, порхавшим над его головой.

— Я оставлю вас, Пат, я не хочу быть невежливым, — вздохнул он.

Теперь уже наступила очередь Питера потерять интерес к разговору, которого он не понимал.

— Анри, я прошу вас остаться. Мы поужинаем вместе, втроем. Останьтесь.

— Это действительно необходимо?

— Я вас прошу.

— Вы прекрасно знаете, что я не могу вам ни в чем отказать.

— Спасибо, Анри…

Мягкость голоса Пат вызвала улыбку на губах Питера. Плантэн боролся с желанием покинуть их. Конечно, его самолюбие было бы удовлетворено, но как же быть с другой любовью? К тому же она хотела, чтобы он остался. Итак, он останется, жалея о том, что мир так тесен, проклиная этого спортивного красавчика, увенчанного лаврами сценариста. Ему показалось, что он, Плантэн, скромный, безликий, стал еще на десять сантиметров ниже ростом.

Они ужинали «У Фуке». Питер Байк ругал своего французского продюсера, единственного, кто сейчас, в августе, был здесь, а не в Сан-Тропезе.

— Иначе вы бы меня не встретили, — заметила Пат.

— Это правда. Я не джентльмен.

В этой шикарной обстановке тысяча и одной ночи Анри чувствовал себя хуже, чем кошка в лохани, полной воды, он полностью сосредоточился на своей тарелке и на незнакомом ему искусстве элегантного опустошения ее. Он даже не прислушивался к беседе англичан.

— Вы очень красивы, Пат. Я бы с удовольствием провел с вами ночь. Это вернуло бы нас на пять лет назад.

Она окинула его холодным взглядом:

— Питер, в Париже есть француженки. Если бы я была мужчиной, я бы не колебалась.

— Может быть, у меня вкус художника, — хихикнул он… прежде чем добавить со злобой: — Он не очень-то блестящий, ваш кавалер. С вами становится все сложнее, Пат.

— Да, Питер. Итак, у меня нет ни малейшего желания видеть вас в своей постели.

Он громко расхохотался:

— Не будем спорить, барменша моего сердца. А что вы сказали этому несчастному художнику?

— Что я манекенщица, позирую для журнала «Женщина и красота».

— Смешно, очень смешно!

Поскольку она выглядела очень печальной, он проявил великодушие:

— Я желаю вам счастья, Пат. Большого счастья. От всего сердца. За десертом я вас покину. Я остановился в отеле «Георг V», это на тот случай, если вы захотите увидеть меня. По-дружески, Пат, я вам обещаю. Потому что я вас очень люблю.

— Спасибо. Я живу в отеле «Мольер» на улице Мольера.

Озабоченная, Пат все же обратилась с какой-то французской фразой к Плантэну, который взглядом возблагодарил ее за страдания. Из вежливости Питер решил проявить интерес к этому ничем не примечательному французу.

— Пат, в Норвегии я буду ловить форель и лосося. Спросите его, не рыбак ли он.

— Анри, Питер спрашивает — вы не рыбак?

— Нет, конечно! — воскликнул Анри со священным ужасом, настолько преувеличенным, что его собеседники расхохотались.

— Питер едет в Норвегию ловить форель.

— Он может уезжать прямо сейчас, — пробурчал Анри.

Растроганная, она погладила его по руке. Этот жест не ускользнул от Питера, который небрежно заметил:

— Перед тем как уехать из Лондона, я случайно встретил Вильяма.

Несмотря ни на что, на этот раз Анри понял, что происходит что-то необычное. Пат внезапно сильно побледнела. Он обеспокоился.

— Что случилось, Пат?

— Ничего, ничего. Оставьте меня.

— Мы говорили о вас.

Она вздрогнула:

— Вы хотите сказать, Вильям говорил с вами обо мне?

— Нет. Я говорил с Вильямом о вас, это другое дело.

— Понимаю…

Вильям, Вильям… Анри различал на лету это имя, мужское имя. Она прошептала так тихо, что Питеру пришлось наклониться к ней: