Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Греевцы обвиняли СРР-К «в страшном анархизме, индустриализме, синдикализме сверх коммунизма», а сами, по мнению газеты, превратили «идеи коммунизма в мишень достижения личных целей». Несмотря на это, руководство Союза убеждало раскольническую фракцию в необходимости объединения. Впрочем, этого так и не случилось[151].

Создавая или способствуя созданию КПА, Симонов широко использовал организационные возможности СРР-К и газеты «Знание и Единение», которая стала органом КПА в Квинсленде. Эмигрантский «Союз» вошел в партию на правах брисбенского отдела. На сохранившихся в архиве статьях из «Знания и Единения» (возможно, были привезены в Москву Симоновым) сделана от руки поясняющая надпись: «Приложение к органу Брисбенского отдела Коммунистической партии Австралии».

Симонов поддерживал тесные контакты с генеральным секретарем сиднейской КПА У. П. Эрсманом, принимал участие во всех ее мероприятиях и рассчитывал на понимание и содействие со стороны Коминтерна. В апреле 1921 года в письме в ИККИ он подчеркивал свой вклад в австралийское коммунистическое движения. Именно он, утверждалось, формировал «независимые группы в Мельбурне, Брисбене, Ньюкасле и Сиднее, чтобы впоследствии объединить их в рамках единой коммунистической партии. Акцентировалось, что он «лично руководил этими группами»[152].

Можно себе представить, как был раздосадован Симонов, узнав, что прибывший в Австралию весной 1921 года эмиссар Коминтерна Джон (Пол) Фримен отдал предпочтение компартии Риордана. Симонов сравнивал этого деятеля с Хлестаковым, считал авантюристом, человеком недалеким и поверхностным. Тем не менее, в Коминтерне ему доверяли как борцу, подвергшемуся преследованиям буржуазных правительств.

Фримен (его также знали как Кокса или Миллера) был американцем, членом ИРМ и покинул США, спасаясь от полицейского преследования. В Австралии за выступления в защиту Советской России его заключили в тюрьму и депортировали в 1919 году. Визит 1921 года по коминтерновской «путевке» организовывался в обстановке строжайшей секретности. На пятый континент Фримена доставил Зузенко, который вернулся к профессии моряка, стал капитаном дальнего плаванья и одновременно – агентом Коминтерна. Заходя в порты различных стран, выполнял разные партийные поручения.

Из подготовленного им для ИККИ отчета о своей тайной миссии в Австралии, датированного 15 августа 1920 года:

«В начале мая этого года по решению Исполнительного комитета Коминтерна я получил указание ехать в Австралию, чтобы создать Коммунистическую партию и установить связи между Коминтерном и революционным элементом австралийского пролетариата. Безопасные и постоянные линии связи должны быть установлены между Австралией и Советской Россией. Все это может быть завершено в течение пяти или шести месяцев»[153].

О Фримене Зузенко отзывался не лучше, чем Симонов, считал его ненормальным, одержимым безумными идеями и приводил впечатляющие подробности.

«В числе проектов товарища Фримана, например, покупка на средства Коминтерна радиостанции в Австралии (для связи с Советской Россией); незамедлительно снести „отвратительные стены Кремля“ и чудовищные соборы с этой идиотской Царь-пушкой и Царь-колоколом для того, чтобы построить на их месте великолепный Храм Свободы; передать тело Августы Осен (женщина-делегат, которая умерла), для превращения в мыло – все это заставляет предположить, что товарищ Фримен страдает от психических заболеваний»[154].

Августа Осен была норвежской коммунисткой, погибшей во время авиационного праздника на Ходынском поле в августе 1920 года. Очевидно, она чем-то не угодила Фримену, если он, предвосхищая гитлеровские эксперименты, предложил использовать ее труп для мыловарения.

Симонов жаждал признания со стороны коминтерновской верхушки. Он надеялся и на то, что его голос услышит Ф. А. Сергеев и выражал уверенность, что если бы товарищ Артем находился в Австралии, то действовал бы точно так же как он, Симонов[155]. Однако Сергеев погиб вместе с Фрименом в катастрофе аэровагона.

Важной стороной политической работы Симонова оставалась пропаганда. 15 октября 1920 года министерство обороны сообщило, что запрет на его публичные выступления снят. Министерство внутренних дел, хотя и отмечало, что такие выступления нежелательны, против них также не возражало («можете выступать, если пожелаете»)[156].

К тому времени симоновская риторика претерпела определенные изменения. В ней уже доминировали не призывы к прекращению войны (которая успела закончиться) и к мировой революции, а освещение успешного опыта советского социализма. «Россия: прошлое и настоящее» (“Russia: past and present”) – так называлась одна из его лекций[157].

Симонов создавал позитивный и приукрашенный образ первого в мире государства рабочих и крестьян. Пикантность ситуации заключалась в том, что он описывал и хвалил общество и государство, которых в глаза не видел. Личные впечатления ему заменяла неистребимая вера в то, что большевизм мог быть только конструктивным и передовым. Особенно по сравнению с буржуазной действительностью. В Австралии его унижали, подвергали уголовному преследованию, бросали в тюрьму, а Советская Россия маячила на горизонте как эталон свободы, равенства и братства.

Наряду с нелегальной работой по созданию и укреплению коммунистического движения и пропагандистскими акциями Симонов возобновляет свою официальную, или, если угодно, полуофициальную деятельность. Офис советского представительства в Сиднее был открыт им в январе 1920 года.

Основания для оптимизма внушала менявшаяся международная обстановка. После неудавшейся блокады Советской России ведущие державы Антанты пришли к выводу, что власть большевиков – надолго и с ней придется устанавливать какие-то связи. «Запахло» полосой признания. Ожидались советско-английские переговоры о заключении торгового соглашения.

Симонов попытался наладить отношения с центром, действуя не напрямую, а через легитимных (в отличие от него) советских представителей – Л. К. Мартенса в США и Л. Б. Красина в Великобритании. Завязал переписку с Ф. Стрёмом. Этот шведский социалист и коммунист после высылки Воровского был назначен генеральным консулом РСФСР.