Цветы зла - Шарль Бодлер

Всюду сон, всюду мир,

Засыпает весь мир,

Теплым светом облитый, усталый.

Там Прекрасного строгая власть,

Безмятежность, и роскошь, и страсть.

Как усыпить в груди былого угрызенья?

Они копошатся, и вьются, и ползут, —

Так черви точат труп, не зная сожаленья,

Так гусеницы дуб грызут!

Как усыпить в груди былого угрызенья?

Где утопить врага: в вине, в любовном зелье,

Исконного врага больной души моей?

Душой развратною он погружен в похмелье,

Неутомим, как муравей.

Где утопить его: в вине, в любовном зелье? —

Скажи погибшему, волшебница и фея,

Скажи тому, кто пал, изнывши от скорбей,

Кто в грудах раненых отходит, цепенея,

Уже растоптанный копытами коней,

Скажи погибшему, волшебница и фея!

Скажи тому, чей труп почуял волк голодный

И ворон сторожит в безлюдии ночном,

Кто, как солдат, упал с надеждою бесплодной

Заснуть под собственным крестом:

Скажи тому, чей труп почуял волк голодный!

Как озарить лучом небесный мрак бездонный?

Когда пронижет ночь лучистая стрела?

Ни звезд, ни трепета зарницы похоронной;

Покровы тьмы — смола!

Как озарить лучом небесный мрак бездонный?

Надежда бледная в окне едва мигала,

И вдруг угасло все, угасло навсегда,

Бездомных путников дорога истерзала,

Луна померкла без следа!

Все Дьявол угасил, что там в окне мигало!

Скажи, любила ль ты, волшебное созданье,

Погибших навсегда? Скажи, видала ль ты

Непоправимого бесплодные страданья,

Тоской изрытые черты?

Скажи, любила ль ты, волшебное созданье?

Непоправимое мне сердце рвет и гложет

Зубами острыми и, как термитов рой —

Забытый мавзолей, безжалостно тревожит

Дух обветшалый мой!..

Непоправимое мне сердце рвет и гложет!

На дне банальных сцен я наблюдал не раз,

Когда оркестра гром вдруг вспыхнет, пламенея,

Как зажигала вмиг зари волшебной газ

На адских небесах сияющая фея;

На дне банальных сцен я наблюдал не раз,

Как призрак, сотканный из золота и газа,

На землю низвергал гиганта-Сатану;

И ты, душа моя, не знавшая экстаза, —

Лишь сцена пошлая, где ждут мечту одну,

Лишь призрак, сотканный из золота и газа.

Ты вся — как розовый осенний небосклон!

Во мне же вновь растет печаль, как вал прилива,

И отступает вновь, как море, молчалива,

И пеной горькою я снова уязвлен.

— Твоя рука скользит в объятиях бесплодных,

К моей поруганной груди стремясь прильнуть;

Когтями женщины моя изрыта грудь,

И сердце пожрано толпой зверей голодных.

Чертог моей души безбожно осквернен;

Кощунство, оргия и смерть со всех сторон!

— Струится аромат вкруг шеи обнаженной!

В нем, Красота, твой бич, твой зов и твой закон!

Сверкни же светлыми очами, дорогая,

Зверям ненужный прах их пламенем сжигая!

I

Мы скоро в сумраке потонем ледяном;

Прости же, летний свет, и краткий и печальный;

Я слышу, как стучат поленья за окном,

Их гулкий стук звучит мне песней погребальной.

В моей душе — зима, и снова гнев и дрожь,

И безотчетный страх, и снова труд суровый;

Как солнца льдистый диск, так, сердце, ты замрешь,

Ниспав в полярный ад громадою багровой!

С тревогой каждый звук мой чуткий ловит слух;

То — эшафота стук… Не зная счета ранам,

Как башня ветхая, и ты падешь, мой дух,

Давно расшатанный безжалостным тараном.

Тот монотонный гул вливает в душу сон,

Мне снится черный гроб, гвоздей мне внятны звуки;

Вчера был летний день, и вот сегодня — стон

И слезы осени, предвестники разлуки.

II

Люблю ловить в твоих медлительных очах

Луч нежно-тающий и сладостно-зеленый;

Но нынче бросил я и ложе и очаг,

В светило пышное и отблеск волн влюбленный.

Но ты люби меня, как нежная сестра,

Как мать, своей душой в прощении безмерной;

Как пышной осени закатная игра,

Согрей дыханьем грудь и лаской эфемерной:

Последний долг пред тем, кого уж жаждет гроб!

Дай мне, впивая луч осенний, пожелтелый,

Мечтать, к твоим ногам прижав холодный лоб,

И призрак летних дней оплакать знойно-белый.

EX–VOTO[59]В ИСПАНСКОМ ВКУСЕ

Тебе, Владычица, тебе, моя Мадонна,

Воздвигну я алтарь в душе, чья скорбь бездонна;

Вдали от праздных глаз, от всех земных страстей,

В заветной глубине, где мрак всего черней,

Я нишу иссеку лазурно-золотую,

Сокрою Статую под ней твою святую;

Из Строф, где я в узор единый сочетал

Кристаллы стройных рифм и звонких строк металл,

Я для тебя скую гигантскую Корону;

Я на тебя потом, на смертную Мадонну,

Исполнен Ревностью, Сомненьем и Тоской,

Как будку тесную, бестрепетной рукой

Наброшу Мантию тяжелого покроя,

Очарование твоих красот утроя;

В узоры Слез моих, как в Перлы, убрана,

Страстей трепещущих широкая волна

Пусть обовьет твой стан, струясь, как Одеянье,

На теле розовом запечатлев лобзанье.

Стопам божественным отдав Любовь свою,

Я из нее тебе два Башмачка сошью,

Чтоб крепче раковин они те ножки сжали,

Чтоб, попирая, их те ножки унижали.

И если мне нельзя, свои свершая сны,

Ступени выковать из серебра Луны, —

Змею, грызущую мне сердце и утробу,

Под каблучки твои швырну, питая злобу,