Шотландия и Англия в первой половине XV в.: высокая политика и региональные амбиции - Сергей Валерьевич Игнатьев

Англии графа Дугласа. Если Шотландия будет готова выдать графа Дугласа, то, по заверениям Лондона, граф Мердок благополучно мог бы вернуться на родину «за небольшую или вовсе символическую плату»[281].

В конце концов, переговоры по ситуации на пограничье и об освобождении графа Мердока, по-видимому, либо зашли в тупик, либо, что более вероятно, превратились в ширму, за которой шли приготовления англичан к войне. На родину граф Мердок вернется лишь в 1419 г., а принц Джеймса и того позже.

В следующем после реституции году, в мае 1410 г. отряд шотландцев под командованием старшего сына графа Шотландской Марки, взял штурмом английскую крепость Фасткасл. Данбары стремились снять с себя ярлык «врагов общества», доказать свою лояльность Шотландии и поднять престиж семьи в глазах соотечественников. Другой сын Джорджа Данбара совместно с младшим Дугласом предал разорению окрестности города Роксбург, сжег прилегающие мосты и разрушил Роксбургский замок, ими также были захвачены английские купцы и их суда[282]. Хронист убежден, что «за всеми рейдами стояли графы Дуглас и Шотландской Марки»[283].

В мае 1411 г. началась военная кампания английского наследного принца Генри, вторгшегося в приграничные районы Лоуленда. Вероятно, поход 1411 г. англичане готовили еще с лета 1410 г., о чем свидетельствует королевский ордонанс для северных графств от 5 июля 1410 г. с предписанием быть готовыми к отражению шотландского вторжения и к выступлению в Шотландию[284]. Лондон также вел активные переговоры с лордами Хайленда, которые, вероятно, должны были поддержать вторжение принца началом военных действий в предгорной части Лоуленда.

О подробностях этих событий будет сказано ниже.

Основные успехи англичан были на море (как отмечает Боуэр, англичанам удалось захватить и потопить несколько шотландских судов[285]), в то время как на суше их операции проходили неудачно. Англичанам не удалось навязать шотландцами ни одного мало-мальски крупного сражения. Шотландцы же сумели сжечь в пограничье ряд бургов, где стояли английские гарнизоны — Роксбург, Джедбург и др.[286] В ходе кампании 1411 г. у англичан из ранее завоеванных в XIII–XIV вв. шотландских территорий осталась единственная крупная крепость в этом регионе — Бервик.

Заключенное после кампании 1411 г. перемирие сроком на три года, содержало признание англичанами утрату прав на все отбитые у них в ходе кампании территории в приграничье, «кроме Бервика и прилегающих земель». Шотландия, в свою очередь обещала сохранение нейтралитета, в случае военных действий на континенте.

Герцог Олбани прилагал много усилий, чтобы укрепить свою власть в Хайленде. От хайлендерской знати он требовал несения службы при дворе, подчинения королевским законам, принятие на своих землях королевских чиновников и т. д.[287] Это не могло не вызвать недовольства со стороны горцев, привыкших к свободе и к невмешательству Эдинбурга в их дела. Попытки установить представительства центральной власти в Хайленде и разжигание сепаратистских настроений английскими агентами в конечном итоге, привело к открытому конфликту горцев с Олбани.

Поводом для мятежа стало обвинение Олбани в бездействии в переговорах по освобождению принца Джеймса. Хотя, вероятно, сами горцы, ратуя в 1411 г. за «скорейшее возвращение принца Джеймса на родину»[288] с возвращением принца связывали только надежды на возвращение жизни хайлендеров в традиционное русло невмешательства в их дела.

Отношения между Лоулендом и Хайлендом к 1411 г. имели уже очень долгую насыщенную историю, отягощенную многочисленными конфликтами, политическими претензиями и этнокультурными противоречиями. Глубокие этнокультурные и социальные различия между двумя регионам Шотландии — Лоулендом и Хайлендом — были очевидны. Культура и традиции жителей Лоуленда, т. е., равнинной части Шотландии, развивались во многом под влиянием сначала англо-саксонского, а позже нормандского элемента, это видно, на примере складывания шотландского языка на стыке английского и гэльского языков[289]. Хайленд, соответственно, во многом зависел от влияний ирландских и в большей степени скандинавских культурно-политических традиций. Жители горной части Шотландии, многие столетия, жившие практически независимо как в культурном, так и в политическом отношении от Лоуленда, продолжали сохранять самобытную кельтскую культуру и язык[290].

Немалое значение придавалось в Хайленде происхождению того или иного клана[291]. Между кельтскими и нормандскими родами шла постоянная борьба за политическое и военное лидерство в этой части страны — что давало возможность Эдинбургу играть на противоречиях между кланами, как это будет при Джеймсе I. Причем кельты никогда не упускали возможность указать на «пришлость» нормандских родов, даже спустя столетия воспринимаемая их как чужаков-захватчиков[292].

Несмотря на кельтское происхождение династии Стюартов (бретонские кельты), достаточно быстрое в течение нескольких десятилетий возвышение этого рода в Шотландии, благодаря королю Давиду I, для старых шотландских родов Стюарты продолжали оставаться пришлым и недружественным семейством[293]. Вполне допустимо, что одной из причин мятежей кельтской знати против Стюартов на протяжении многих десятилетий были нормандские корни этой династии[294].

То есть в известном смысле, можно рассматривать взаимоотношения Хайленда и Эдинбурга как борьбу кельтских родов с пришлыми — нормандскими за доминирование в этой части страны. Если ситуация в Лоуленде в отношение «чужеродности» королевских Стюартов едва ли была острой, то в Хайленде, с его устойчивым патриархальным традициями, хорошо помнили родословную королевского Дома.

Говоря о Хайленде нельзя не упомянуть о самом влиятельном в этом регионе роде — Сомерледах, глава которых носил в начале XV в. титул лорда Островов. Владения Дональда второго лорда Островов по своим размерам были соразмерны маленькому королевству. Ядром его владений был остров Скай и прилегающие к нему территории. С конца XI в. эти земли номинально принадлежали норвежской короне, но фактически лорды Островов проводили самостоятельную политику и ни от кого не зависели[295].

К XV в. владения Сомерледов уже входили в состав шотландского королевства. Размеры их владений, знатность, древность рода и тесные родственные отношения с большинством кланов Хайленда, позволяли сохранить традиционную власть и контролировать значительную часть северного Хайленда. Практически все кланы Северного Хайленда были его вассалами, а их вожди были его родичами, что давало Дональду возможность без особого труда собрать многотысячную армию под своими знаменами[296]. Старший сын лорда Островов Дональд был внуком Роберта II Стюарта (его мать была дочерью короля). Но, несмотря на кровное родство, принц был открытым противником официального Эдинбурга.

Свою роль в отношениях между Сомерледами и Эдинбургом, сыграли традиционные связи между Хайлендом и Лондоном. Зная о противоречиях между Сомерледами и Олбани, английские агенты без особых трудностей смогли заручиться поддержкой такого сильного союзника, какой, несомненно, была хайлендерская знать, для облегчения хода своей военной кампании на англо-шотландском пограничье.

Оппозиционность в настроениях горцев, едва ли переросла в военный мятеж против Эдинбурга, если бы не поддержка извне. Генрих