Благословение - Даниэла Стил

— Не понимаю, почему ты вбила себе в голову, чтослишком стара. Для женщины сорок три — это вовсе не возраст. В эти годы многиеженщины рожают, — стояла на своем Нэнси.

— Ты права, многие рожают, но многим это и не удается.И мне кажется, что скорей всего я отношусь ко второй половине. Во всякомслучае, она мне ближе, — с этими словами Пилар вошла в дом, чтобыприготовить себе кофе. Они поболтали еще немного, и вскоре после полудня Нэнсиушла. У нее были кое-какие дела, а вечером ее ждал обед в компании друзей.Казалось, падчерица наслаждается своей беременностью, и, пока они беседовали,Пилар не спускала с нее глаз. Нэнси держала голову слегка склоненной к животу,как будто все время обращалась к нему, и пару раз мачеха заметила, какдернулась ее розовая рубашка — это ребенок дергался и пинался; а Нэнси каждыйраз смеялась и говорила, что малыш очень подвижный.

Оставшись одна, Пилар стала бесцельно слоняться по дому. Онавымыла посуду, потом села за стол и долго смотрела в окно. Она принесла сработы несколько папок с делами, которые собиралась просмотреть за выходные, нов голову ничего не лезло, и она поймала себя на мысли, что из головы не выходитутренний разговор с падчерицей. Этот вопрос, который задала Нэнси: «Ты уверена,что однажды не пожалеешь?.. Ты уверена, что, когда станешь старой, тебе незахочется, чтобы рядом был кто-то родной?..» А что будет, если Брэдфорда вдругне станет? Не дай бог, конечно, но вдруг такое случится? И что же тогда у нееостанется? Воспоминания и дети от другой женщины? «Да, может, это и нелепо, носвоих-то детей у тебя нет. Вот если бы они были, на них можно было быопереться. А если бы их вдруг не стало, то у нее бы остались воспоминания оних…» Так зачем же все-таки рожают детей? И почему она никогда не хотела этого?Она и сейчас не хочет, просто этот вопрос начинал преследовать ее какнавязчивая идея. Но почему именно сейчас? После стольких лет… Что это? Она что,завидует Нэнси или жалеет о прошедшей молодости? Или это просто навязчиваяидея, первые признаки наступления климакса? А может, это начало конца или,наоборот, начало чего-то нового? Или это все вздор? Ни на один из этих вопросовона не находила ответа.

Наконец, не в силах больше совладать со своими мыслями,Пилар отложила папки с делами и позвонила Марине. Она не была уверена, чтопоступает правильно, когда набирала номер, но сдержаться не могла, чувствуя,что должна с кем-то поговорить. После беседы с Нэнси она прямо-таки не находиласебе места.

— Алло? — Автоответчик говорил строгим голосом,которым Марина пользовалась в суде, и Пилар улыбнулась.

— Это всего лишь я. Ты где? Ты что, не собираешьсяотвечать? — С минуту она ждала и уже огорченно подумала, что ее подруги нетдома, но наконец облегченно вздохнула, услышав в трубке ее голос:

— Извини, что заставила ждать. Я была в саду, подрезаларозы.

— Как ты отнесешься к прогулке по берегу моря?

Марина колебалась всего мгновение. Она обожала возиться усебя в саду, но, зная Пилар, не сомневалась, что у той серьезные проблемы,иначе она не стала бы приглашать ее на прогулку.

— Что-то случилось?

— Да нет, не совсем. Не знаю. Просто я разобралакое-какой хлам у себя в голове, и старые мысли оказались на новых местах… — Онахотела объяснить все получше, но не находила слов для выражения того, чточувствовала.

— А уж для меня там, несомненно, нашлось удобноеместечко. — Марина, улыбаясь, уже снимала садовые перчатки. — Заехатьза тобой?

Это было бы просто замечательно. — Пилар облегченновздохнула. Марина… Она всегда оказывается рядом в нужную минуту, всегда готовапомочь, посоветовать, пожалеть… Ее братья и сестры до сих пор звонят ей посрединочи со своими проблемами. И это понятно. Она такая умная и проницательная, дак тому же любвеобильная. Она была для Пилар тем, чем никогда не были для нееотец или мать. Ей можно было и просто излить душу, и попросить совета. ОбычноПилар все доверяла Брэду, но время от времени ей приходилось сталкиваться спроблемами, которые могла понять только женщина. Правда, на этот раз она былапочти уверена, что подруга скажет ей, что она сошла с ума.

Меньше чем через полчаса они уже медленно ехали в сторонуокеана, и Марина время от времени поглядывала на Пилар. Она сразу заметила, чтоее обычно невозмутимая подруга выглядит обеспокоенной.

— Ну, выкладывай, что у тебя на уме. — Онаостановила машину, и они вышли на берег. — Что мы будем обсуждать? Работу?Отдых? Или… недостаток отдыха? — Пилар улыбнулась и покачалаголовой. — Ты что, поссорилась с Брэдом?

— Нет, ничего подобного, — поспешила заверить ееПилар. С мужем у нее все было как нельзя лучше. Она все больше склонялась кмысли, что они правильно поступили, поженившись, даже жалела, что они несделали этого раньше. — На этот раз… — она глубоко вздохнула, и подругимедленно зашагали по песчаному берегу, — как это ни смешно… это все Нэнси.

— Опять? После стольких лет? — Марина, казалось,очень удивилась. — Я-то думала, что она совершенно успокоилась еще десятьлет назад. Мне горько это слышать.

— О, нет, совсем не то, что ты подумала. — Пиларрассмеялась и опять покачала головой. — С ней все в порядке. Черезнесколько недель она родит, ни о чем, кроме малыша, не думает.

— Еще бы, попробуй думать о чем-нибудь другом, если утебя живот такой, будто ты проглотила пятидесятифунтовый арбуз… Когда взвалишьна себя такой груз, единственным важным вопросом для тебя станет проблема, какот него избавиться. Во всяком случае, это мне так кажется, ты же знаешь, яненавижу поднимать что-нибудь весом более килограмма.

— О, замолчи, ради бога! — взмолилась Пилар,давясь ОТ смеха. — Давно я так не смеялась, Мина. — Уже многие годытак называли ее племянники и племянницы, и Пилар тоже иногда звала еетак. — Самое смешное — я даже не знаю, что хочу тебе сказать… я не знаю,как объяснить то, что я чувствую… я даже не знаю, чувствую ли я что-нибудь илимне это только кажется… — Она совсем запуталась и замолчала.

Боже, похоже, это что-то серьезное. — Марина пыталасьуспокоить подругу шутливым тоном, но, вглядываясь в лицо и глаза Пилар, онавидела, что та действительно чем-то обеспокоена или расстроена. Но Марина неспешила. Она знала, что ее подруга в конце концов все ей расскажет. А покапусть соберется с мыслями и обдумает, с чего начать. Пилар смотрела на нее скакой-то странной застенчивостью, казалось, она пытается словами выразитьобуревавшие ее чувства.

— Я даже не знаю, с чего начать… Когда пять месяцевназад Нэнси сказала мне, что беременна… а может, позже… в общем, я не знаю,когда… я начала думать, что совершила ошибку… причем, очень может быть,довольно серьезную… — Ее лицо выражало такую муку, что Марина поразилась:

— Ты что, имеешь в виду свое замужество?

— О нет! Конечно, нет. — Пилар уже в который разотрицательно замотала головой. — Я имею в виду… свое решение никогда неиметь детей… А что, если оно неправильное? Вдруг мне придется пожалеть об этомв один прекрасный день? Что, если это действительно мои родители во всемвиноваты, и если бы у меня были дети, то я относилась бы к ним совсем иначе?Может, те, кто мне говорит об этом, правы и я действительно была бы хорошейматерью? — Страдание исказило лицо Пилар, и Марина молча указала ей надюну, где они могли укрыться от ветра. Когда они уселись на песок сподветренной стороны, Марина обняла подругу за плечи.