Конский волос - Алексей Кротов

Макушкин усилием воли сдержал раздражение.

– Отвечайте четко и не задавайте вопросов мне, – предупредил он.

– Я и говорю, не было.

– Расскажите, как вы упали.

– Полез по лестнице, добрался почти доверху и вдруг ступенька подо мной – трах! – и я уже внизу.

– А зачем вы туда полезли?

– Хотел посмотреть деревню с высоты птичьего полета.

– Кто-нибудь вас подбивал на это?

– Нет, я сам полез, добровольно.

– Насколько мне известно, Михайлов вас отговаривал, а Никитин и Деникин, наоборот, поддерживали вашу затею. Это верно?

– Так и было, – согласился Бобриков.

– А вам не кажется, что они специально подначивали вас, чтобы вы полезли наверх?

– Ничего подобного мне не кажется, – горячо отверг предположение следователя Петр Петрович.

– Скажите, когда вы в последний раз держали рабочую пилу из сарая?

– Какую, двуручную или одноручную?

– Одноручную.

– Так давно, что даже и не вспомню.

– Скажите какие отношения сложились у вас с работодателем Павлом Ильичем Кречетовым?

– Вы имеете в виду наш коллектив или у меня лично? – уточнил Бобриков.

– Вас лично, Петр Петрович, ваши друзья-приятели ответят сами за себя.

– У меня с Павлом Ильичем не сложилось никаких особых отношений. Мы почти не разговаривали.

– А почему?

– Не о чем было. Ему не нравился мой стиль работы, но тут уж ничего не поделаешь, – Бобриков картинно развел руками.

– А какое у вас сложилось впечатление о Кречетове?

– Мироед, – тут же ответил Бобриков. – Привык командовать и не привык работать.

«Сам-то ты бездельник еще тот», – подумал Макушкин.

– Последний вопрос, – сказал он. – Вы, когда-нибудь до приезда в деревню, встречали Антона Петровича Дубкова, погибшего в реке 24 июня?

– Нет, никогда, – последовал твердый ответ.

– А ваши друзья?

– Понятия не имею. Спросите у них.

– Ну что ж, – поднялся Макушкин. – Думаю это все. Выздоравливайте, Петр Петрович.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил больной.

По лестнице Макушкин спускался с благоговейным трепетом, даже не держась за перила, чтобы, не дай бог, не испачкать их уличной грязью.

Внизу Макушкина остановили и поинтересовались, почему он уходит в белом халате.

Еремей Галактионович до того обалдел, что забыл отнести халат в ординаторскую. Смущенный этим простым и справедливым вопросом, бедный Макушкин, красный от стыда, как рак, поспешно скинул халат на руки первому встречному работнику и торопливо выскочил на улицу.

«Скорей на воздух из этого храма чистоты и порядка», – пронеслось в его голове.

Днем позже Бобрикова в больнице посетил Олег Константинович Ермолкин. Хорошо, что при этом не присутствовал Макушкин, иначе бы его точно хватил удар.

Ермолкин вошел в больницу с зажженной трубкой в зубах и громко непочтительно хлопнул дверью. Оглянувшись вокруг, он с неудовольствием загасил трубку, с трудом подавил желание сплюнуть на пол. На предложение переодеться в больничные тапочки Ермолкин бросил:

– Сто раз здесь бывал и ни разу не переодевался.

Не обращая внимания на возмущенные протесты старшей медсестры, прокурор поднялся на второй этаж. Проходивший по коридору доктор удивился, что он без тапок и белого халата и предложил зайти Ермолкину в ординаторскую, чтобы надеть халат.

– Плевать я хотел на ваш халат, – отреагировал Ермолкин.

Врач, знавший прокурора лишь визуально, осмелился протестовать.

– Нечего тут устраивать плач Ярославны, – грубо оборвал его Ермолкин. – Скажите лучше, в какой палате лежит Бобриков.

– В с-седьмой, – запинаясь пробормотал ошарашенный врач. – Это вторая дверь направо от…

– Без вас найду, – отмахнулся Ермолкин и широкими шагами пошел по коридору.

Бобрикову он задал примерно те же самые вопросы, что и Макушкин, только более резким тоном.

Бобриков не сразу вник в один из вопросов Ермолкина и тот тут же его обозвал его безмозглой деревяшкой. Вообще, прокурор добился эффекта. В палату повалил народ, узнать, что здесь происходит.

Ермолкин громовым голосом велел им разойтись по местам, пригрозив, что привлечет к ответственности за попытку помешать ведению допроса.

– Лежите тут хоть месяц, – на прощанье Бобрикову сказал Ермолкин. – Дом и без вас построят. Все равно, вы лентяй, каких мало.

Макушкин воодушевленный посещением больницы-музея, в тот же день выехал в Полянск. До обеда он успел допросить трех строителей. Те показали, что не знали раньше Антона Петровича Дубкова и на вопрос о возможных врагах Бобрикова ответили отрицательно.

– Среди нас злоумышленника не ищите, – заверил Макушкина Михайлов, – у нас коллектив дружный, сплоченный.

Лишь только Макушкин заявился к Петру Афанасьевичу Терентьеву, на него набросилась Авдеева, журналистке хотелось знать буквально всё.

– У меня нет времени, – отбрыкнулся Макушкин. – Вот Скворцов приедет, у него выспрашивайте.

Скворцов действительно вскоре появился, но Макушкин тут же отослал его составить список тех, кто впервые появился этим летом, сам же отправился еще раз осмотреть строящийся дом, сарай и участок.

Часов в шесть вечера объявился Скворцов с готовым списком. Из списка явствовало, что таких людей немного. Ими оказались четверо строителей, Кречетов, его семейство и друзья, а также супруги Морозовы. К Чеснокову, правда, приезжала сестра из Твери, но она уехала еще до происшествия.

– Ну что теперь будете делать? – поинтересовался Петр Афанасьевич Терентьев.

– Надо бы все это обмозговать, – предложил Скворцов.

– Действовать надо, а не мозги раскалять, – не согласился Макушкин. – Пойдем сейчас к Кречетову.

– Да уж седьмой час, а вы с утра работаете, – попытался урезонить его Скворцов. – Отдохнули бы, Еремей Галактионович.

– Нет, у меня открылось второе дыхание, – заявил Макушкин. – Жажда деятельности так и кипит во мне, идемте немедленно.

«Что это с ним? – удивленно подумал Скворцов. – Может быть, прокурор жару задал после общего обсуждения?»

По дороге к ним присоединилась Таисия Игнатьевна и Макушкин, помня, что ей покровительствует Ермолкин, очень любезно пригласил ее присутствовать на допросе. Макушкину повезло, Кречетов снова переселившийся в старый дом, от греха подальше, Сорокин, Сазоновы, Савицкая и даже Манюня только что поужинали. Кречетов был настроен благодушно, а потому встретил нежданных гостей приветливо.

– Проходите Еремей Галактионович, Владимир Андреевич, Таисия Игнатьевна, – козырнул он знанием их имен-отчеств. – Опять вопросики накопились?

– Верно, Павел Ильич, – подтвердил Макушкин, делая акцент на имени-отчестве хозяина, мол мы тоже склерозом не страдаем. – Опять я по вашу душу.

– Ну что ж приступайте, – предложил Кречетов и жестом указал на стулья.

Макушкин устроился за столом, деловито разложил бумаги и обведя, затаившую дыхание аудиторию, резко спросил, обращаясь к Кречетову:

– Почему вас хотели убить?

Глава 19

«А где мои четыреста рублей?»

Павел Ильич отреагировал на вопрос следователя преувеличенно бурно, начал беспорядочно жестикулировать и громко возмущаться столь нелепой мыслью.

Макушкин дождался пока Кречетов начал возмущаться более связно и спокойно повторил вопрос.

– Естественно, никто, – пыхтя и отдуваясь выпалил Кречетов. – Стоит приезжать, чтобы выдумывать такие глупости!