Конский волос - Алексей Кротов

– Ну и какие же из всего этого можно сделать выводы? – как ни в чем не бывало спросил он, глядя на прокурора.

Ермолкин неожиданно сорвался.

– Ну откуда я знаю? – завопил он. – И что вы уставились на меня, как баран на новые ворота? Я что вам, – Холмс, Мегрэ и Пуаро в одном лице? Чего вы еще от меня хотите? Чтобы я не выходя из кабинета сказал, кто подпилил ступеньку? Да кто угодно мог подпилить, может, сумасшедший Дудкин, какой-нибудь местный вредитель, враг капиталистов, да сам Кречетов, наконец. Зачем он вообще переехал в эту времянку?

– Он поссорился с дочерью, – сказал Макушкин.

– Это он так говорит, – проворчал Ермолкин. – Тут никому нельзя верить на слово.

Прокурор еще хотел что-то добавить, но внезапно нахмурился. Видимо, его посетила какая-то мысль.

Воспользовавшись паузой, Дудынин обратился к Макушкину:

– А как по-вашему, Еремей Галактионович, не планировался ли первой жертвой Кречетов? Я имею в виду, вместо Дубкова. Кречетов ведь тоже часто катался на лодке.

– Я понял вашу мысль, – кивнул Макушкин. – Я соглашусь с этим, если будет доказано, что во втором случае покушались на Кречетова.

– Как это доказать? – поинтересовался Скворцов.

– Не знаю, – развел руками Макушкин.

– А я знаю, – сказал Скворцов. – Подождать, пока Кречетова убьют.

– Оставьте ваш черный юмор, – рассердился Макушкин.

– А что говорят Сазоновы? – спросил Дудынин у следователя. – Они обеспечили друг другу алиби?

– Вот именно, – кивнул Макушкин.

– А Савицкая их видела?

– В том-то и дело, что нет. Она гуляла с Манюней.

– Так поздно, – удивился Дудынин.

– Да, – ответил Макушкин. – Между прочим, – многозначительно добавил он, – недалеко от строящегося дома.

И тут подал голос Ермолкин.

– Нашел! – выкрикнул он. – Меня посетила гениальная идея!

– Да что вы говорите! – с иронией сказал Дудынин.

– Слушайте, – не обратил на него внимание прокурор. – Представьте себе, что в деревне появился человек с извращенной психикой, который устраивает все эти несчастные случаи. Этим ведь можно объяснить и ненадежность выбранных способов. Может быть, ему все равно, кто станет жертвой и чем все закончится. Может быть, ему интересно погибнет человек в результате его инсценировки или нет. Он подпиливает лестницу и ему все равно, кто упадет. Он просто ждет, чем все кончится.

– Ну, я не знаю, – медленно проговорил Макушкин, пытаясь осмыслить сказанное.

– А по-моему в этом что-то есть, – проронил Скворцов.

– Тогда это скорее всего не местный житель, – предложил Дудынин.

– Скорее всего, – согласился Ермолкин. – И самое страшное, если я сейчас угадал, так это то, что подобные случаи будут продолжаться. Вы осознайте, что это значит.

– Будем все-таки надеяться, что вы ошиблись, – сказал Макушкин.

– Я очень на это надеюсь, – кивнул Ермолкин. – Пока, увы, нам остается только ждать развития событий. Кстати, Еремей Галактионович, вы допросили Бобрикова?

– Нет, еще не успел, – покаянно сознался Макушкин. – Не было времени.

– Поспешите, – велел прокурор. – Узнайте, были ли у него враги? Спросите об отношениях между строителями. В деревне расспросите Кречетова, ну, вы поняли, о чем. Составьте список тех, кто приехал в деревню впервые. И еще поспрашивайте строителей, не знали ли они раньше Дубкова? Всё, больше ничего придумать не могу.

– А что показало вскрытие тела Дубкова? – вспомнил Скворцов.

– Ничего, – ответил Дудынин, – никаких подозрительных веществ не обнаружено.

Ермолкин поднялся на ноги.

– Действуйте, Еремей Галактионович, – сурово сказал он. – Посоветуйтесь с этой старушкой Сапфировой, умная женщина. Держите меня в курсе дела.

На этом обсуждение закончилось и коллеги разошлись.

Глава 18

Кипучая деятельность Еремея Макушкина

Больничная палата была большой и светлой. Шесть коек стояли свободно на расстоянии нескольких метров друг от друга. Вообще больница напоминала музей. Все вокруг сверкало чистотой и выглядело празднично.

Еремей Галактионович Макушкин неторопливо переоделся в больничные шлепанцы, поправил очки и с некоторой робостью стал подниматься по величественной мраморной лестнице. Объяснялось это тем, что он впервые находился в здании больницы, которое поразило его своим интерьером.

Поднявшись на второй этаж, Макушкин нашел ординаторскую, где, как было условлено, его ждал лечащий врач Бобрикова. Врач подал следователю белую ухоженную руку, которую Макушкин пожал с благоговением, словно то была рука Всевышнего. Макушкин всегда считал врачей какими-то небожителями. Сам он никогда не болел и потому видел живых врачей нечасто, в основном по телевизору.

– Что удивлены? – добродушно усмехнулся врач, увидев увеличившиеся глаза Макушкина. – И правильно делаете, что удивляетесь. Наша больница – наша гордость. Где вы еще найдете такую чистоту?

Макушкин усилием воли собрал мысли в кулак и перешел непосредственно к делу:

– Я бы хотел видеть Петра Петровича Бобрикова. Как его дела?

– Отличный перелом, – воскликнул доктор, потирая руки, – классический открытый. Он у нас еще полежит, так что вы не беспокойтесь…

– Могу я его видеть?

– Конечно, – заверил следователя врач. – Седьмая палата. Я вас провожу.

Макушкин хотел было выйти, но не тут то было.

– Куда? – осадил его доктор, словно жеребца, нетерпеливо рвущегося на волю. – А халат?

Он открыл дверцы шкафа и перед следователем предстали семь белоснежных халатов.

– Выбирайте любой, – благодушным жестом предложил гостеприимный хозяин.

Макушкин остановился, осторожно приблизился к шкафу и начал завороженно рассматривать халаты. Наконец, он осторожно стараясь не нарушить образцового порядка, снял четвертый по счету халат. Закрыв шкаф, Макушкин накинул халат и воспользовался зеркалом, которое висело напротив.

– Ну как? – с напускным безразличием поинтересовался доктор.

– Словно в нем родился, – выдавил Макушкин, не в силах отвести взгляда от зеркала. Таким он себя еще никогда не видел.

Врач придирчиво осмотрел следователя и удовлетворенно кивнул:

– Как влитой. Вам бы стоило стать врачом.

– А белой шапочки у вас случайно не найдется? – совершенно серьезно спросил Макушкин.

– Нет, – рассмеялся доктор, – а вам хочется?

Макушкин не ответил, он впал в полнейшую прострацию.

– Ну ладно, идемте, – поторопил его доктор.

– А теперь уже можно? – как то испуганно спросил Макушкин.

Врач взглянул на него с долей раздражения:

– Раз я говорю можно, значит можно. Идемте.

Когда следователь в сопровождении врача вошел в палату Петр Петрович Бобриков был занят, он читал газету. Завидев посетителей Петр Петрович медленно аккуратно сложил ее и важно глянул на вошедших.

– Ну как вы себя чувствуете? – осведомился врач.

– Превосходно, – откликнулся Бобриков. – Кормят, как на убой.

– Ну что ж, тогда я вас покидаю, – сказал врач. – Мое место займет следователь.

– Со следователем я уже знаком, – кивнул Бобриков. – Садитесь, гостем будете.

– Благодарю, – сухо сказал Макушкин.

Дождавшись, когда доктор уйдет, и убедившись, что двое других больных, находящихся в палате, заняты своими делами, Макушкин приступил к допросу.

– Скажите, Петр Петрович, у вас были враги? – задал первый вопрос следователь.

– Да