Пленница Гора - Джон Норман

Лана не без труда надела ее на себя.

Какой красивой она была в моих штанах и блузке! Они сидели на ней лучше, чем на мне!

Две визжащие от восторга девушки втащили в круг протестующего, упирающегося Тарго. Лана с высокомерным, презрительным видом тут же принялась его отчитывать. Мне ее представление, в котором она изображала меня при первой встрече с караваном Тарго, не понравилось, но у девушек оно вызвало бурный восторг. Лана расхаживала вокруг Тарго, покрикивая на него и бросая высокомерные взгляды. Время от времени она с неподражаемой брезгливостью посматривала на девушек, словно в глубине души насмехаясь над ними. Голос у нее был надменным, а в разговоре с Тарго явственно проскальзывали командные нотки. К девушкам она обращалась так, словно они были ничем, пылью у нее под ногами. Перед Тарго она стояла задрав нос, отвернувшись, скривив рот, словно все происходящее ей ужасно надоело, всей своей мимикой, покачиванием на пятках и притоптыванием ноги выражая переполняющее ее раздражение и демонстративно проявляемое стремление держать себя в руках.

Девушки умирали от смеха. Что и говорить: Лана была прекрасной артисткой.

Я была вне себя от злости.

Две девушки, которые привели в круг Тарго, подбежали к Лане, сорвали с нее одежду и бросили ее к ногам Тарго на траву. Еще одна девушка сделала вид, будто избивает Лану, и та стала извиваться и кататься по траве с уморительными ужимками. Затем, когда ее освободили, она немедленно подползла к ногам Тарго и принялась покрывать их поцелуями.

Зрительницы выражали свой полный восторг. Некоторые из них поглядывали на меня, чтобы посмотреть на мою реакцию.

Я отвернулась.

Тарго дважды хлопнул в ладоши.

Принесли коробку с гребнями.

Девушки разбились по парам и стали расчесывать друг другу волосы. Несколько девушек поспешили к Лане, чтобы помочь ей причесаться.

Мне тоже дали гребень.

Я робко приблизилась к Юте. В глазах у меня стояли слезы. Не зная ее языка, я не могла объяснить, как сожалею о том, что хотела увильнуть от работы тогда, в общей упряжке. Я не могла рассказать ей о том, как я несчастна, как одинока. Я не могла рассказать, как я хочу, больше всего на свете хочу, чтобы она стала моим другом.

Когда мы купались в реке, она отвернулась от меня.

Я подошла к Юте. Она обернулась и сердито посмотрела на меня. Я робко, боясь, что она снова отвернется, знаками объяснила, что хотела бы помочь ей расчесать волосы, если, конечно, она мне позволит.

Она холодно смотрела на меня.

Едва сдерживая переполняющие меня рыдания, я опустилась перед ней на колени и, не в силах выразить свои чувства словами, наклонила голову к ее ногам.

Она тоже опустилась передо мной на колени и подняла мне голову. В глазах у нее стояли слезы.

— Эли-нор, — сказала она, целуя меня в щеку.

Глотая слезы, я тоже поцеловала ее.

Все еще стоя на коленях, она повернулась и позволила мне причесать ей волосы. После этого она взяла у меня гребень и расчесала мои.

Двумя самыми близкими мне девушками среди всех остальных вскоре стали Юта и Инга. Их имена — по крайней мере, по звучанию — были похожи на немецкие. Однако девушки не разговаривали ни на немецком языке, из которого я знала всего лишь несколько слов, ни на французском, на котором я объяснялась гораздо свободнее. Обе они были коренными горианками. Ни одна из остальных девушек, конечно, не разговаривала по-английски. Хотя, как я заметила, многие горианские имена, по-видимому, имеют земное происхождение.

Почти немедленно Юта и Инга начали учить меня горианскому языку.

Процесс обучения продолжался на всем протяжении нашего пути к берегам Лаурии, занявшего много дней.

Мы повстречались еще с четырьмя караванами торговцев, и каждый раз Тарго выставлял нас напоказ, выстраивая в демонстрационную шеренгу. В шеренге я стояла четвертой. Мне очень хотелось, чтобы Лану продали, а Юта и Инга, наоборот, остались с нами.

Во встретившихся нам караванах были невольницы, которые иногда вместе со своими хозяевами приходили на нас посмотреть. Как я завидовала их свободе, их возможности бегать, смеяться и идти, куда им заблагорассудится! Какими хорошенькими они казались в своих коротких туниках, верхний край которых был переброшен у них через левое плечо и стянут большим красивым узлом! Какими довольными они выглядели в объятиях своих хозяев! С каким превосходством они смотрели на нас, стоявших на коленях на пыльной траве, выстроенных в демонстрационную шеренгу — обнаженных, несчастных…

Как это ни странно, я мало думала о возможности быть кому-то проданной. Правда, однажды, когда я подняла голову и с обольстительной улыбкой произнесла заученную фразу: “Пожалуйста, купите меня, хозяин!” — сердце у меня учащенно забилось. Стоящий напротив меня мужчина не двинулся дальше вдоль выстроенных в шеренгу девушек. Он продолжал изучать меня внимательным взглядом. В его глазах я, к своему ужасу, заметила проявление интереса. Все внутри меня оборвалось. Я готова была провалиться сквозь землю. У меня появилось желание вскочить и бежать отсюда, бежать куда глаза глядят, таща за собой продетую сквозь кольцо у меня на ноге тяжелую цепь. Не знаю, как бы я поступила, продолжай он смотреть на меня дольше, но тут, к своему несказанному облегчению, я услышала голос другой, стоящей рядом со мной девушки, произносящей сакраментальную фразу: “Пожалуйста, купите меня, хозяин!”

Мужчина отошел от меня и двинулся вдоль демонстрационной шеренги дальше. Он остановился еще возле одной девушки, девятой по счету, и окинул ее оценивающим взглядом. Дойдя до конца шеренги, он вернулся и снова задержался напротив меня. Я словно оцепенела. Я была так напугана, что боялась встретиться с ним взглядом. Я даже не смогла выдавить из себя обязательную фразу: “Пожалуйста, купите меня, хозяин!” Тогда он опять вернулся к девятой девушке. Ее он и купил.

В этот день Тарго продал двух девушек. Я видела, как проходил процесс продажи. Тарго получил с покупателя деньги, девятую девушку отсоединили от общей цепи, и она, стоя перед покупателем на коленях, склонила голову к земле и протянула к нему скрещенные в запястьях руки, словно предлагая ему их связать. Эта поза символизировала ритуальное подчинение рабыни новому хозяину. Мужчина надел на нее соединенные длинной цепью наручники и завязал у нее на шее тонкий кожаный ремень. Я видела, как он повел девушку за собой и привязал ее к кольцу, ввинченному в задний борт своего фургона. Девушка хотела было прикоснуться к нему, но он этого не позволил и отстранил ее от себя. Она казалась робкой, взволнованной, но счастливой. Прошло уже много времени с тех пор, как у нее был свой постоянный хозяин. Интересно, подумалось мне, каково это — принадлежать мужчине? Девушка опустилась на колени, дожидаясь, пока караван тронется в путь, и затем поднялась на ноги и пошла рядом с фургоном своего владельца. Один раз она обернулась и помахала нам скованными цепью руками. Мы помахали ей в ответ. Выглядела она счастливой.