Махатма Ганди - Кристина Жордис

«Этимологически это слово означает “придерживаться истины”, отсюда “сила истины”. Я называю это также “силой души” или “силой любви”»[99]. «Истина», «любовь», «душа» — слова, насыщенные смыслом, но их всегда не хватает. Как же перевести это несоизмеримое понятие, настолько же неуловимое, как Бог?

«В сатьяграхе — вся надежда Индии. Но что такое сатьяграха? О ней много писали, но точно так же, как нельзя полностью описать солнце даже для тысячеязыкого змея Шешага, солнце сатьяграхи нельзя описать удовлетворительным образом. Мы постоянно видим солнце, и все же мало что о нем знаем…»[100]

Сила души, идея которой возникла как единственная допустимая реакция на опыт унижения, навязанный ему в Питермарицбурге южноафриканским расизмом. Ганди мог бы, как все индийцы, безропотно и смиренно сносившие оскорбления, склониться перед законом сильного, уйти в тень, покориться. Он не захотел. Унижение было столь велико, что его можно было стереть лишь противоположным ему утверждением человеческого достоинства, основанным на незримой, всемогущей силе, непобедимой, если ею обладать в полной мере, с которой не сладит никакая форма принуждения, — силе, которая в некотором роде делала его неуязвимым, как и всех тех, кто страдал вместе с ним и во всем мире, сталкиваясь с несправедливостью и дискриминацией. «Достоинство человека требует покориться высшему закону — силе духа». Единственно своим страданием и нравственным превосходством жертвы обретали власть в корне изменить положение и преобразить противника: осуществить в нем то, что Ганди называл «переменой сердца». Для этого надо было противопоставить тирану не физическое сопротивление, к которому он был готов, а, обманув его ожидания, «сопротивление души, которая ему неподвластна. Это сопротивление сначала ослепит его, а затем заставит покориться. И эта покорность не унизит агрессора, а возвысит его…»[101]. Затронуть сердце, убедить противника, взволновать его, потому что это во власти страдания, заставить его взглянуть на всё по-другому: «Это единственный способ сделать так, чтобы человек открыл в себе другое восприятие, идущее изнутри. На гербе человека должно быть страдание, а не меч»[102]. Отказ или презрительное нежелание опуститься до уровня скота, где правит грубая сила — физическая или сила оружия, — желание возвысить человека, подтолкнуть его к тому, чтобы он превзошел сам себя, раскрыл свои самые высшие способности, не попавшись в ловушки ненависти и мести, вырвался из замкнутого круга насилия.

«Человек не превращается в божество, когда олицетворяет собою невинность; только тогда он и становится по-настоящему человеком»[103].

Начать с самого себя

Возможно, чтобы отринуть навязанные идеи, сначала надо задуматься о том, что такое насилие. Не то массовое насилие, которое бросается в глаза во время войн, а скрытое и невидимое, которое притаилось в каждом из нас, тем более опасное, что стало привычным и не обращает на себя внимания, которое получает наслаждение от унижения и господства над более слабым или вершит месть хлестким словом. Если думать только о великих делах и войнах, совесть засыпает и мы забываем о «тысяче других, гораздо более коварных формах насилия, таких как злобные слова, суровые суждения, недоброжелательность, гнев, презрение и жажда жестокости. Изводить страданием людей и животных… унижать и угнетать без причины слабых и убивать их достоинство, как это происходит вокруг нас каждый день, — все эти поступки гораздо более проникнуты насилием, чем уничтожение чьей-то жизни из благих побуждений»[104].

Отнять жизнь из благих побуждений или по любви не противоречит законам ненасилия, ибо в некоторых случаях это в интересах человека (таким образом, Ганди допускал эвтаназию). Небольшой разряд ежедневной ненависти противоречит любви, а следовательно, духу сатьяграхи. Мы приближаемся к толкованию ненасилия по Ганди: не столько воздержание от насилия, сколько обращение к силе любви. Начиная с открытия в себе (а не в «сатанинском» правительстве) скрытых источников насилия. Осознание, ведущее к работе над собой, к господству над инстинктами, и приводящее к более широкому движению с целью оказать влияние на других.

Таким образом, можно опровергнуть еще одно избитое суждение: нет ничего менее пассивного, чем гандиевское ненасилие, напротив, это активная борьба. «Условием ненасилия является возможность нанести удар. Это сознательное и намеренное сдерживание желания мести». Никакого трусливого бараньего пацифизма: «…месть всегда стоит выше пассивного, женоподобного, бессильного подчинения, но месть — это еще и слабость». Или, еще яснее: «Я бы предпочел тысячу раз подвергнуться риску насилия, чем подвергнуться риску кастрации целой породы». На самом деле ненасилие предполагает силу, которую можно обрести лишь после долгого и сурового ученичества. Точно так же, как инвалиду надо вернуть утраченную руку, чтобы он мог осознать свою заслугу при воздержании от убийства, говорит Ганди, «народ, не способный бороться, не может доказать на собственном опыте добродетель воздержания от борьбы». (То же рассуждение верно для брахмачарьи: соблюдать обет целомудрия — значит обуздать физическую потребность, когда обладаешь величайшей мужской силой.) Так что ненасилие, основанное на страхе и желании уберечь себя, противоположно «ненасилию», проповедуемому Ганди, которое требует власти над инстинктивными реакциями. Значит, никогда не смиряться (лучше умереть). Но, поскольку месть — все-таки слабость (уступка дурному побуждению), — пустить в ход силу помощнее ее, превышающую силу ненависти.

«Ненасилие в активной форме состоит… в доброжелательности по отношению ко всему сущему. Это Любовь в чистом виде. Я прочел об этом в индусском Священном Писании, в Библии и в Коране. Ненасилие — совершенное состояние. Это цель, к которой, само того не зная, стремится все человечество… Власть над собой — единственная необходимая власть. Месть — это удовлетворение, требующее сложных правил. Самообладание — это закон нашего существа. Высочайшее совершенство требует и высочайшего самообладания. Таким образом, страдание становится символом человеческого рода…»[105]

При таком видении совершенного состояния вопрос о провале даже не стоит, поскольку важен не результат, а само действие (как учит «Бхагавадгита»), усилие, сделанное над собой, стремление к Богу.

«Цель бесконечно отдаляется от нас… Удовлетворение заключено в совершенном усилии, а не в достигнутой цели. Абсолютная победа — в абсолютном усилии. Для меня закон Любви — закон моего существа. Каждый раз, когда я терплю поражение, и именно из-за поражения, мои усилия становятся лишь более решительными»[106].