Безумно горячий - Тара Янцзен

Гараж располагался в стороне. Дом не был окружен забором, а в проезде между ним и двухэтажным соседом стоял полураздетый Джип. Машина представляла собой трубчатый каркас с двумя сиденьями и четырьмя колесами, но задняя часть была битком набита всякими вещами, хорошими вещами – Кид разглядел лежавшие там тросы и оборудование для скалолазания. С подъездной дорожки к дому он хорошо видел номерной знак: SRCHN4U. Если у Никки и была компания, Скитер о ней не упоминала, но она и не могла заметить того, кто подъехал по переулку сзади. Или Джип мог принадлежать кому-то из двухэтажного дома. Выяснить это – будет его первым делом.

Снова взглянув на дом, он отметил, что как минимум три двери вели внутрь, одна из них – французская – и это только на первом этаже. На верхних балконах было, по меньшей мере, еще две двери.

Нелегко придется, если что-то пойдет не так.

Кид допил свой напиток и бросил пустую бутылку на пол Надин в компанию к другому мусору, который он не утруждал себя убирать в последнее время, включавшему в себя половину запаса песка Юты. Скитер вычистит ее за пятьдесят долларов – красная цена. Никто не был так скрупулезен в чистке машин, как Скитер.

Прежде чем закрыть дверь он взял ноутбук, а потом направился к дому. Температура в Сиско держалась на отметке в 104°, а в Боулдере даже к семи часам вечера не упала ниже 99°. Ночью будет жарко. Он мог сказать наверняка. Будет настоящий зной. Бутылка пива и немного ESPN стали бы отличным передыхом, после двух недель игры в кемпинг в старом амбаре, но он не получит сегодня ночью ни того, ни другого – не получит, пока сторожит в одиночестве двух женщин. Куин сказал, что они с Реган отстают от него примерно на час.

Кид даже не знал, что и думать об этом. На час? Что они, черт возьми, делали все это время?

Куин должен был всю дорогу сидеть на заднице смирно.

Дверной звонок стал первым доказательством того, что он попал не на территорию «холодное пиво и ESPN». Это был голый ангел – отлитый в мельчайших деталях из метала, анатомически правдоподобный парень-ангел с распростертыми крылышками, стоящий на носках на раскаленном солнце. Оно и служило кнопкой звонка, казавшейся горячей и плавящейся, сверкавшей пламенем глубин янтаря.

Его палец задержался на секунду или две, а потом надавил. Где-то внутри дома закричал парень.

Черт! Он отдернул руку обратно. А потом почувствовал себя полным дураком.

Черт. Неудивительно, что старик свалил из дома.

Проклятье, он ухмыльнулся и снова надавил на кнопку, удерживая ее.

Да, парень по-прежнему кричал где-то там, но это не был крик страха. Он был куда более животным, будто принадлежал Тарзану – он сам кричал точно также, когда в последний раз парил на сноуборде над халфпайпом.

Ухмылка стала шире. Да, именно так это и звучало – какой-то кретин делает что-то реально тупое.

Дверь открылась, распахнувшись внутрь, и он увидел женщину, стоявшую на пороге. Еще целую невероятно длинную секунду он не снимал пальца с кнопки. Жара окутывала его со всех сторон, парень кричал где-то вдали, а он мог лишь стоять и смотреть на нее. Еще через секунду он понял, что челюсть его отвисла.

Он одновременно закрыл рот и оторвал руку от звонка. Потом прошла еще одна удивительно длинная секунда замешательства, пока он вспоминал, что нужно сказать. Что простое, как… как «здравствуйте». Необходимое наконец-то вспылю в его сознании, но место «здравствуйте» заняло «мэ-эм», спровоцированное годами тренировок и заданий.

Хуже, неизмеримо хуже, было то, что его голос сломался. Господи. Его голос не ломался с шестнадцати лет.

– Привет, – сказала она, голос ее был мягким и спокойным как жидкое серебро.

Он не верил в любовь с первого взгляда, но, видит Бог, на том крыльце с ним произошло что-то одновременно и ужасное, и прекрасное.

– Никки МакКинни?

– Как значится в обвинении. – Она протянула руку, голос оставался текучим и спокойным.

Она была не похожа на свою сестру, вообще не похожа. Она не могла быть выше пяти футов двух дюймов и тяжелее сотни фунтов. Ее волосы были черными… и пурпурными, подстриженными коротко и резко. Ее ресницы – черными и настолько длинными, что образовывали тени в уголках глаз.

А ее глаза – он медленно сглотнул – ее глаза были самыми чистыми кристалликами серого из всех, что он когда-либо видел, будто речная вода с отблесками солнечного света.

Он внезапно вспомнил о протянутой руке и наконец взял ее в свою. У нее были изящные косточки, единственное серебряное колечко на среднем пальце и краска, застрявшая под ногтями, «электрик» и сверкающая зеленая. Кожа была мягкой, рука совсем маленькая по сравнению с его ладонью, но она оказалась сильнее, чем он ожидал. Ее крепкое пожатие служило тому доказательством. Он взглянул на ее лицо – и снова сглотнул. Боже, она была прекрасна. Не симпатичная, не милая, а охренительно красивая, как модель «Виктория Сикрет», но без поднимающего грудь лифчика.

Вообще без лифчика.

Поняв это, он почувствовал сухость во рту и заставил себя перевести взгляд на ее лицо – что тоже особой трудности не составляло. У нее на щеке остался небольшой мазок синей краски. У него возникла серьезная потребность слизнуть его – но, Боже – если он хоть раз прикоснется к ней языком, то с большой вероятностью облизывание щекой не ограничится.

– А вы, должно быть…? – подтолкнула она с веселой ноткой в голосе, давая понять, что точно знала, сколько времени он простоял там с высунутым языком.

– Кид… эмм, Питер Кронополус, – заикаясь, проговорил он.

– Кронополус, – повторила она, его имя прозвучало с ленивой шелковистостью. – Так же известный, как Кид Хаос? – Одна из темных изогнутых бровей вопросительно поднялась.

– Как значится в обвинении, – умудрился выдавить он.

– Реган недавно звонила. Сказала, что вы приедете, что с дедулей все в порядке – он разбил лагерь в Лафайетт.

– Да, мэм.

Эти чистые серые глаза задержались на его лице на одно долгое мгновение.

– Она сказала, что я должна осторожно с вами обращаться.

– Со мной? – Люди не обращались осторожно с ним. Они осторожничали в его присутствии. Это была его работа – осторожно обращаться с людьми, чтобы их не убили – конечно, если он не находился по другую сторону уравнения: тогда его работа заключалась в том, чтобы их убивать.

Он был хорош в обоих случаях. Был лучшим.

– Она сказала мне, что вы снайпер, бывший морпех с пушкой, – продолжила Никки МакКинни. – Очень опасный.

Ну, черт. Он никогда не знал, чего ожидать от гражданских, но это был его наименее любимый ответ. Он был не только снайпером.

Кто бы, черт возьми, мог подумать, что операция по возврату кучки пушек будет включать себя кого-то типа Никки МакКинни – эту невероятно роскошную женщину, одетую в черную лайкровую мини-юбку и маленькую обтягивающую футболку, которая на данный момент стала причиной короткого замыкания в его мозгу; чью руку он держал в своей уже слишком долго – и чья сестра сказала, что он опасен. Учитывая то, как он принял Реган МакКинни, она могла сказать и что-то похуже. Черт, она, вероятно, именно это и сделала.