Писатель - Александр Молчанов

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Я понятия не имею, – сказал Лупоглазый и почему-то остановился на крыльце рядом с девочкой. Он старался не смотреть на нее. Что-то с ней было не так.

– Может быть, у тебя тут крыса сдохла?

– Может быть.

– Как ты живешь в такой вони?

– Я привык.

– Ну да. Ко всему можно привыкнуть. Я вот привыкла к запаху бензина. У меня папа работает в гараже, так что мне приходится нюхать бензин с утра до вечера. Я даже стишок знаю про бензин. Прочитать?

– Не надо.

Кажется, Лупоглазый знал, что это за стишок.

– Полюбила тракториста и под трактором дала. Две недели сиськи мыла и бензинчиком ссала, – проорала девочка, а потом пытливо заглянула в глаза Лупоглазому: – Ну как, нравится?

– Не Пушкин, прямо скажем, – попытался пошутить Лупоглазый.

– Сам ты Пушкин! – вдруг рассердилась девочка. – Это частушка. Народное творчество. Народ плохого не придумает.

Лупоглазый почувствовал себя крайне глупо. Он открыл дверь и вошел в дом. И запер дверь изнутри. И прижался к двери спиной. Девочка забарабанила кулаками в дверь. Лупоглазый чувствовал спиной удары ее кулачков. Слишком сильные для восьмилетнего ребенка. Или ей было девять?

– Эй, мы с тобой еще не закончили! – закричала девочка. – Ты должен объяснить мне, почему здесь так воняет.

– Я не знаю, – прошептал Лупоглазый, – я не знаю.

– Зато я знаю, – торжествующе сказала девочка, – потому что у тебя в огороде зарыты два трупа. Те два парня, которым хозяин дома рассказал про твои деньги. Они пришли сюда, чтобы тебя ограбить. А ты их убил кухонным ножом. Сначала одного, потом второго. Они лежали в доме весь день, а ночью ты вынес их в огород и закопал. Отличное получилось удобрение. Осенью хороший вырастет урожай на этом огороде. Огурчики-помидорчики.

Лупоглазый взмок. Его бил озноб. Кто такая эта девочка? Откуда она знает? Она видела, как он возился с трупами? Кому она рассказала о том, что видела? И главное, что ему делать теперь?

Лупоглазый пошел на кухню, выдвинул ящик стола и взял нож.

– А теперь ты хочешь убить меня? Боишься, что я кому-то расскажу?

Лупоглазый положил нож на стол.

– Правильно. Нож тебе не поможет.

– Что ты хочешь? – крикнул Лупоглазый.

– Иди сюда, я тебе скажу.

Лупоглазый как завороженный подошел к двери и открыл ее. Девочки за дверью не было.

Лупоглазый издал нечто среднее между вздохом и стоном. И это был вздох или стон облегчения. Но, как оказалось, он зря радовался. Через мгновение над его головой раздался веселый смех. Он поднял голову и увидел девочку. Она висела под потолком. Вернее, нет, не висела. Она стояла на потолке. Вверх ногами. Она стояла на потолке вверх ногами, скрестив руки, и смеялась над ним.

– Теперь тебе понятно, кто я такая? – спросил он.

– Теперь понятно, – сказал Лупоглазый, – ты призрак.

– Тебе от меня никуда не деться. Я теперь всегда буду с тобой. До конца.

– Чего ты хочешь?

– Чего я хочу? – спросила девочка и подошла поближе. Ее голова оказалась почти на уровне его головы. – Ты спрашиваешь, чего я хочу?

– Да, чего тебе от меня надо? – сердито спросил Лупоглазый.

– Я хочу, чтобы ты сдох, вот чего я хочу, – сказала она, – я хочу посмотреть на то, как ты провалишься в ад, и я хочу смотреть на то, как ты корчишься и кричишь в адском пламени.

– Этого не будет, – сказал Лупоглазый.

– Почему ты так уверен?

– Потому что никакого ада не существует.

– О как забавно. Люди добрые, посмотрите, у нас тут материалист. Ада не существует. А я, по-твоему, откуда к тебе явилась?

– Ты – моя галлюцинация. Я просто схожу с ума. Тебя не существует.

Девочка засмеялась.

– Глупый, глупый Лупоглазый. Нет, это так не работает. Я реальна для тебя. Настолько же реальна, насколько реальны те два трупа, которые зарыты у тебя в огороде. И насколько реальны те два милиционера, которых я приведу к тебе завтра и которые тебя арестуют.

– Ты этого не сделаешь.

– Почему ты так уверен?

– Потому что тебя не существует.

– Я еще как существую, – сказала девочка, – вот смотри. – Она вдруг перекувырнулась через голову ловко, как ниндзя, и приземлилась на крыльцо рядом с ним. – Смотри.

И она укусила его за руку. Лупоглазый вскрикнул от боли, поднял руку и посмотрел на нее. На руке он увидел следы маленьких зубов. Брызнула кровь.

– Ну как? – спросила девочка. Лупоглазый резко обернулся. Она стояла за забором. Как она успела так быстро туда отбежать? – Больно?

– Больно, – кивнул он.

– Мне было больнее, – сказала она. – Неужели ты меня не помнишь?

– Нет. – ответил Лупоглазый, – я тебя не помню.

– Значит, мы с тобой еще не закончили. Я еще вернусь.

И девочка ушла по дороге, весело насвистывая мелодию частушки. Лупоглазый долго стоял на крыльце. Кровь капала из его прокушенной руки на некрашеные доски.

Андрею выделили небольшой кабинет рядом с приемной. Раньше здесь был склад нераспроданных газет. Собственно, склад никуда не делся. Пачки газет лежали вдоль стен, у подоконника и на столе. Новиков пообещал, что все это временно и к выходным газеты увезут в макулатуру, но Андрей понимал, что нет ничего постояннее временных решений, и приготовился провести следующие несколько лет в окружении непроданных газет. Переставив пачки, Андрей освободил себе немного места для работы. Отличная метафора и отличное место для работы настоящего газетчика. Каждую заметку он будет читать, думая о том, увеличит или уменьшит эта заметка количество непроданных газет в его кабинете.

Проработав в редакции много лет, он прекрасно знал, какой путь проходит каждый текст от идеи, озвученной на планерке, до газетной полосы. На планерке, которая проходила по вторникам, распределялись задания на неделю и предварительно планировались оба номера – пятничный и вторничный. Естественно, если в области происходило какое-то важное событие, как в случае с покушением на Железняка, эти планы менялись. Задания раздавал сам Новиков, а теперь и Андрей. Журналисты писали заметки от руки и складывали их в лоток в наборной. Наборщиц было три, они все были немолоды, и Андрей так никогда и не выучил, как их звали. Хотя стоило бы, ведь именно им он был обязан началом своей писательской карьеры. В редакции их называли «девушки», они всегда ходили втроем и на всех редакционных вечеринках держались вместе.

Набрав тексты, наборщицы распечатывали их и складывали их в другой лоток, из которого их забирали корректоры. В некоторых случаях журналисты забирали свои тексты до корректуры, чтобы показать их Новикову. Иногда после этого тексты возвращались в набор, испещренные помарками. Новиков писал чернильной ручкой, почерк у него был мелкий и очень аккуратный, как у девчонки. Все в редакции знали его почерк.