Писатель - Александр Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Представляешь, Чарли Чаплин в своем завещании оставил миллион долларов тому, кто выпустит подряд семь колец, а потом пропустит сквозь него струйку дыма.
– А что, пойду и расскажу Новикову, – неуверенно сказал Андрей.
– Ты это как себе представляешь? Он только что взял тебя на работу. А тут ты приходишь и говоришь, что ты трахаешь его дочку.
– Она не его дочка.
– Ну дочка его жены.
– Они же вроде не расписаны.
– Гражданской жены. Какая разница.
– Разница существенная.
– О’кей, хорошо. Как скажешь.
– И что мне делать?
– А ты уже все сделал, дружок.
– Она вообще в редакции появляется?
– У нее полоса в пятничном номере. Про светскую жизнь.
Андрей широко открыл рот.
– Ни фига себе. В «Пятнице» теперь есть полоса про светскую жизнь?
– Вообрази.
– Откуда в Волоковце светская жизнь?
– Светской жизни нет, а полоса про светскую жизнь есть.
– И как?
– Очень просто. Оксана покупает свежий номер «Мегаполис экспресс», берет ножницы…
– Принцип мне понятен. Только не очень понятно, чем это отличается от того, что делает «Клюква», которую шеф ненавидит.
– Шеф со свойственной ему наивностью считает, что эта полоса поможет нам справиться с конкурентами.
– Ладно, черт с ней, с «Клюквой» и со светской хроникой. Лучше подскажи, как мне эту тему с Оксаной разрулить. Вот представь, придет она на планерку…
– Попробуй сделать вид, что ничего не было.
– Что мы незнакомы?
– Ну да.
– Думаешь, это прокатит?
– Не думаю, но что ты можешь еще сделать?
– Блин, если Вероника узнает, мне крышка.
– О, мы внезапно вспомнили, что мы женаты. А ты не мог об этом вспомнить, пока Оксану трахал?
– Нет, блин, Леша, я не мог об этом вспомнить. Знаешь ли, был кое-чем занят.
– Ну вот, теперь и расплачивайся. Не ты первый – не ты последний. Подумаешь, разведешься, потеряешь работу.
– Мне сейчас нельзя терять работу.
– Тогда поговори с ней.
– С кем?
– С Оксаной. Скажи, что это была ошибка и что ты очень извиняешься.
– Думаешь, проканает?
– Думаю, нет. Ты же видел, какая она?
– Какая?
– Больная на всю голову. К тому же избалованная. И плюс она журналистов не считает за людей. Когда она узнает, что ты теперь работаешь у Новикова…
– Постой. Она же знала о том, что ты собирался поговорить с Новиковым.
Леха бросил окурок и втоптал его в гудронное покрытие.
– Точно. Она слышала наш разговор.
– И после этого она все равно осталась со мной. Что у нее в голове вообще?
– Я не знаю, чувак. Чужая душа – потемки, тем более женская. Я думаю, она сама не знает, что у нее в голове. Женщина действует импульсивно, не осознавая последствий своих поступков. Это мы, мужики, должны все взвешивать.
– Ладно, философ. Надоела мне твоя философия…
Леха встал.
– Раз так, не смею больше навязывать вам свое общество, сэр. Правильно ли я понимаю, что ты теперь мой шеф?
– Кажется, да.
– Слушай, шеф, я смоюсь сегодня пораньше с работы. Если Новиков будет спрашивать, скажи ему, что я пошел в городской суд почитать приговоры?
– Ладно.
– Бывай. Не грусти, начальник, завтра будет новый день.
Андрей махнул рукой. Леха ушел.
Андрей посмотрел на лицо Оксаны на плакате. Симпатичная. Низкий лоб, близко посаженные глаза, широкие скулы, маленький рот. Все по отдельности – некрасивое, даже уродливое. А все вместе – очень даже симпатичное. Андрей поймал себя на том, что вспоминает то, как он ночью… как он целовал эти губы.
Андрей свернул плакат и спрятал его в карман. Потом встал и уже собирался уходить, но вспомнил о сводках, которые хотел посмотреть перед тем, как встретил в коридоре редакции Леху. Сводки – несколько свернутых в трубку факсов – лежали на букве «Х» в железной надписи.
Андрей взял листки и погрузился в чтение. Скучная работа – самое то, когда нужно отвлечься от невеселых мыслей. Сводки о событиях за сутки им присылали из пресс-службы областного УВД. Все газеты пользовались этим источником для того, чтобы делать небольшие «информашки», которыми удобно забивать дырки на полосе при верстке. Андрей очень быстро прочитывал каждую новость и оценивал, насколько она пригодна для того, чтобы появиться в газете. «Драка в троллейбусе» – это двадцать строк на подверстку на первой полосе. «Отдел транспорта в мэрии переименовали в департамент транспорта» – это никого не волнует, кроме работников отдела, пардон, департамента транспорта. «Ситуация с дезинфекцией» – двадцать строк куда-то внутрь, только нужно придумать какой-нибудь прикольный заголовок, типа «Дезинфекция – это болезнь чистых рук».
А это что?
Андрей быстро спустился по чердачной лестнице. Прошел по коридору. Заглянул в кабинет журналистов. Там сидел пожилой зубр журналистики Рафаилов и читал толстенную книгу Леонида Леонова «Пирамида».
– Вы не видели Леху?
Рафаилов строго посмотрел на Андрея поверх очков и ничего не ответил.
– Леху не видели? – повторил вопрос Андрей, продолжая стоять в дверях. – Он ушел уже?
– Вас не учили здороваться, молодой человек?
Андрей усмехнулся, вошел в кабинет и прикрыл дверь.
– Здравствуйте, Геннадий Борисович. Вы ведь меня помните?
Рафаилов заложил книгу пальцем и внимательно оглядел Андрея с головы до ног.
– Вас, кажется, зовут Андрей. Вы здесь работали когда-то. Конечно, я вас помню.
– Так вот, Геннадий Борисович, теперь я снова здесь работаю.
– Как интересно, – сказал Рафаилов, – очень рад. И кем же вы работаете?
– Заместителем главного редактора. И если я правильно понял штатное расписание и свои должностные обязанности, я теперь ваш непосредственный начальник. И у меня есть для вас задание.
Андрей положил на стол сводку.
Найти какие-то концы оказалось не так-то просто. Следователь, который занимался делом Нины, действительно уехал, правда, не в Петербург, а в Финляндию, и там его следы затерялись. Зато Маслову удалось найти нянечку, которая дежурила в роддоме в ту злополучную ночь. Аида Григорьевна недавно ушла на пенсию, но Маслову дали в регистратуре роддома ее адрес. Она жила на соседней улице с роддомом, в кирпичной пятиэтажке. Маслов поднялся на третий этаж и позвонил в дверной звонок, отозвавшийся за обитой кожей дверью соловьиной трелью. Дверь никто не открыл. Маслов двинулся вниз по лестнице, собираясь непременно вернуться еще раз, и увидел, что навстречу ему поднимается худощавая старушка в сером плаще.