Исповедь сталинского поколения - Луиза Гагут

Вы сказали, что когда умер Сталин, то десять миллионов взметнули шапки вверх. Но почему-то не сказали, что 170 миллионов теряли сознание и обливались слезами. Да еще какими слезами. Больше таких слез не будет ни за одним деятелем партии… Мне было тогда 9 лет, но я наряду со всеми очень сильно переживала смерть И. В. Сталина. Никто мне не долбил в голову, что это Сталин, Сталин, как вы выражались. Просто в моем детском уме было понятие, что это конец. И, по-моему, так оно и есть.

Все, что было достигнуто, — было достигнуто в те годы. После своей смерти он оставил все. Ведь все решения выносил не Сталин, а съезд. Значит, вы оскорбляете тех людей, которые принимали участие в работе тех съездов. Выходит, они враги народа, а репрессированные — друзья. Но я ни одного из детей репрессированных не встретила, чтобы они были трактористами или доярками. Все они занимают высокие должности или доктора наук. Да и живут не в каком-нибудь захолустье, а в Москве.

Я думаю, если бы у власти сейчас стоял такой человек, как Сталин, не было бы бессмысленных песен, кинофильмов, бездарных писателей, пишущих никому не нужные произведения… Так что товарищ Шеховцов прав в отношении Сталина. Сталин не покинул Москву, когда немцы были совсем рядом. Если бы он был преступником и врагом народа, как вы, да и другие его охарактеризовывают, ему ничего не стоило бы сдать Москву. Человека, который освободил Европу от фашизма, смешали с грязью. Не позор ли это? Да, товарищ Адамович, искусство руководства — серьезное дело. Не каждому это дано. Сталину это удалось. После него это еще никому пока не удалось. В 1937 году моя семья пострадала от репрессий. Но, несмотря на это, я никогда не слышала ни от кого плохого о Сталине… Так что подумайте об этих словах, товарищ Адамович. И вы должны извиниться перед Шеховцовым».

Бусыгин П. М. Фронтовик., г. Богучар. Письмо в «Советскую культуру». «Больно смотреть на Вас, тов. Адамович, — получившего право плевать на тов. Шеховцова под гиканье разъяренной толпы. Десять миллионов шапок было брошено в воздух в лагерях. А вдумался тов. Адамович, кто их бросал? Не те ли, кто стрелял в коммунистов, не те ли, кто пристрелил на первом полученном тракторе в поле тов. Онек Ивана Степановича? Это они в 1932 г. в моем селе признали сто восемьдесят лучших лошадей больными сапом. Это врач Генцевский, это банда Шматко истязала грудных детей председателя Рогачева на глазах матери, а потом убили и ее. Перечень можно продолжать бесконечно…

Я участник обороны Сталинграда. Мы наизусть выучили обращение Сталина к войскам: „Ни шагу назад!“ Мы в день отражали по несколько танковых атак и не отступили. Мы ему верили… Не было бы Сталина — нечего перестраивать. Те, кто бросал шапки после смерти Сталина, — это они засыпали песок в баки тракторов, ломали магнето, раскручивали плуги, стреляли лошадей. Крокодиловы слезы проливают многие недобитки того времени.

Вам не дорого наше прошлое, на вас не гнили гимнастерки в окопах, у вас не сочилась кровь из мозолей. Вам все чуждо. У Вас нет боли за наше прошлое. Вы грязными сапогами топчете то, что вас взрастило, дало образование, но так и не сделало людьми. Стать человеком, именно человеком, — сложно, а кричать, что я человек, — пошло.

Мог бы вступить в более конкретную полемику, но контузия и ранения мешают. Мы шли вперед и были, поверьте, счастливы. Счастливы первым полетом Чкалова, Днепрогэсом, Магниткой, первым трактором, нашей Победой. Вам этого не понять. Это надо пережить».

Смирнова Л. Е. 1955 г. рожд. Библиотекарь. Калининская обл. «… Была поражена Вашим мужеством. В период такой антисталинской истерии пойти „против течения“ может только очень убежденный человек, очень искренний, не умеющий „менять кожу“, свои взгляды вместе со сменой лидеров в стране. Многие даже считали Ваш поступок безумием, понимая сложность обстановки в стране.

Самое главное, что, манипулируя читательской почтой, пресса создает ажиотаж общественного мнения. Тем самым убеждает, что таких, как Вы, единицы. Видимо, поэтому везде и отклоняли Ваш иск… Как это удалось Вам — заставить выслушать себя, — удивляюсь.

Я библиотекарь. У меня почти каждый день стихийно возникают дискуссии. Говорили мы и о судебном заседании, на котором был отклонен Ваш иск. И о том, что справедливости ради нужно было показать второе судебное заседание, где аудитория была на Вашей стороне. А ведь не показали! Узнала я из „Советской культуры“ об этом. И написала в эту газету, что даже в публикации материалов об этом суде тенденциозный подход. Опубликовали речь адвоката. А почему не речь Шеховцова? Почему второе судебное заседание не было показано по телевидению? Такие вопросы я им задала. И еще написала: „Не считайте нас дураками, относя Андрееву и Шеховцова к противникам перестройки. Кто позволил Вам присваивать себе монополию определять степень нашей приверженности перестройке? Кто Вы такие? Почему мы о Вас раньше не слыхали?“

Мой отец в 1937 году был репрессирован. Но он никогда ни с кем не сводил счетов, а стоял выше личных обид. Воевал, всегда честно трудился. Ничего чужого никогда не присвоил и нас этому не учил. И что же, такие люди — противники перестройки?

…А я все равно кривить душой не буду. Когда провожу экскурсии в колхозном музее, рассказываю о том, что наши колхозницы в годы войны собрали из личных сбережений 170 тысяч рублей на танковую колонну „Калининец“, за что получили благодарность от Верховного Главнокомандующего Сталина, чем очень гордятся. Ну, что я могу сказать, если они действительно получили письмо от Сталина, а не от Хрущева? Историю переврать нельзя. У многих старых колхозников бережно хранятся почетные грамоты с портретом Сталина за успехи в труде. Висят и в домах его портреты, в том числе и в доме моего отца, пережившего репрессии. Он с 1929 по 1986 год (исключая годы пребывания в лагере и годы войны) проработал председателем колхоза. Стоял у истоков коллективизации, знает, что и как было на самом деле.

Один мой читатель (средних лет) недавно наотрез отказался брать из библиотеки литературу, в которой плохо пишут о Сталине. Он сказал так: „Я уважаю этого человека за то, что именно при нем наша страна многого достигла и фашиста победила. А ошибки есть у всех“.

Многие читатели говорят мне, что им не нравится, как и под каким уклоном идет „развенчивание Сталина“, не нравится смакование наших трагедий, тенденциозность подхода к освещению нашей истории.

Я считаю, что, если руководитель любого ранга начинает свою деятельность с низвержения авторитета своего предшественника, он ничего не добьется. Горбачев поступает хитро. Сам как будто этим не занимается (автор: уже начал „заниматься“), для этого есть огромный аппарат идеологов. Но судя по тому, что он не одергивает зарвавшихся деятелей печати, — это ему по вкусу. Но как это непорядочно, как некрасиво! Люди это наблюдают, они теряют веру в руководителя.

К тому же, я думаю, многие наши руководители завидуют фанатичной преданности народа Сталину. Им этого не видать!»

Семенова Л. С. Ветеран труда, г. Красноярск. «Пишу Вам, чтобы выразить свою благодарность за защиту памяти и чести Иосифа Виссарионовича Сталина. Вы проявили беспримерное мужество: в годы оголтелой кампании против Сталина подняли свой голос в защиту того, кто сам уже не может защитить себя, свое имя, свое дело. Я называю это подлостью — обливать грязью мертвого — того, кого они так славили при жизни. Они, сегодняшние флюгеры, конъюнктурщики, приспособленцы, перевертыши, называют себя гуманистами, призывают к милосердию и в то же время ведут разнузданную пропаганду против мертвых, призывают их выбрасывать из могил. Для тех, кто жил в 30–40-е годы, Сталин остается символом социализма, служения Родине. Жаль, что людей, живших в те годы, становится все меньше, да и те, кто жив, немощны. А зло всегда агрессивно».