Нейромант - Уильям Гибсон

— Кейс удивленно поднял брови.

— Фрисайд, — сказал Финн. — Веретено. Как оказалось, они владеют почти всей этой штукой. Когда ковбой хорошенько прочесал архивы информационных служб и составил резюме, получилась крайне интересная картина. Семейная организация. С корпоративной структурой. Теоретически вы можете купить часть любого СА, но на деле ни одна акция корпорации «Тессье–Эшпул» не появлялась на открытом рынке вот уже более сотни лет. И ни на каком другом рынке — насколько мне известно. Мы столкнулись с первым поколением очень скрытной и очень эксцентричной семьи с высокой орбиты, выступающей под видом корпорации. Деньги у них огромные, причем семья всячески избегает средств массовой информации. Широкомасштабное клонирование. Орбитальные законы по поводу генной инженерии намного мягче земных. Поэтому очень трудно проследить, какое поколение или комбинация поколений управляет корпорацией в данный момент.

— Как это? — спросила Молли.

— У них своя криогенная установка. Даже согласно орбитальному закону замороженный человек считается мертвым. Похоже, они подменяют друг друга, хотя отца–основателя никто не видел лет уже тридцать. А мамаша–основательница погибла в результате несчастного случая в лаборатории…

— Так что же с барыгой?

— Да ничего. — Финн нахмурился. — Бросил это дело. Мы имели счастие взглянуть на фантастическое хитросплетение взаимных доверенностей на ведение дел, имеющихся в распоряжении «Т–Э», вот и все. Джимми, должно быть, забрался в «Блуждающий огонек», спер эту голову, а Тессье–Эшпул послали за ней ниндзя. Смит решил выкинуть все это из своей пребывающей, пока еще, на плечах головы. И правильно, пожалуй, сделал, — Финн взглянул на Молли. — Вилла «Блуждающий огонек». На самом конце Веретена. Посторонние не допускаются.

— И ты считаешь, что у них есть свой ниндзя? — спросила Молли.

— Смит думает, что да.

— Дорогое удовольствие, — заметила девушка. — Интересно, где он сейчас, этот ниндзя–коротышка?

— Возможно, они его заморозили. До следующей необходимости.

— Ладно, — сказал Кейс, — мы знаем, что Армитидж получает свои башли от ИскИна по имени Уинтермьют. Ну и какой от этого толк?

— Пока никакого, — пожала плечами Молли, — но теперь у тебя появляется небольшое побочное развлечение.

Она вынула из кармана сложенный листок бумаги и подала Кейсу. Тот развернул его. Сетевые координаты и пароль входа.

— Кто это?

— Армитидж. Какая–то его база данных. Я получила эти сведения от Котов. За дополнительное вознаграждение. Где это?

— В Лондоне, — сказал Кейс.

— Ну так взломай, — засмеялась Молли. — Покажи, что ты не даром ешь свой хлеб.

Кейс дожидался на переполненной платформе местного поезда «Транс–СОБА». Молли давно вернулась на чердак с конструктом Флэтлайна в зеленой сумке, а Кейс все это время пил, не просыхая. Странно и неприятно думать о Флэтлайне как о конструкте, как о кассете постоянной памяти, воспроизводящей профессиональное мастерство покойного, и его пунктики, и даже коленный рефлекс… Местный с грохотом приближался вдоль черной индукционной полосы, и из трещин в потолке туннеля посыпались тонкие струйки песка. Кейс втиснулся в ближайшую дверь и, когда поезд тронулся, стал разглядывать пассажиров. Двое последователей Христианской Науки, весьма хищные на вид, старались протиснуться к трио юных конторских техничек, на чьих запястьях в резком вагонном освещении влажно поблескивали розовые голографические влагалища. Девицы нервно облизывали идеальной формы губы и поглядывали на христианских научников из–под опущенных металлических век. Они были похожи на высоких, грациозных, экзотических животных, бессознательно покачивающихся в такт движению поезда; высокие каблуки, попиравшие серый металлический пол вагона, походили на полированные копытца. Не успели девушки упорхнуть от миссионеров куда глаза глядят, а поезд уже прибыл на станцию Кейса.

Кейс вышел из вагона и увидел парящую около стены станции голограмму белой сигары, под которой мигала стилизованная под японские иероглифы надпись латинскими буквами: «ФРИСАЙД». Пройдя сквозь толпу, Кейс встал прямо под рекламой и принялся изучать изображение. Ниже мигала надпись: «ЗАЧЕМ ОТКЛАДЫВАТЬ?». Белое тупоносое веретено, усеянное решетками, радиаторами, доками и куполами. Кейс видел эту или подобные ей рекламы тысячу раз. Они его не интересовали. При помощи деки он достигал банков Фрисайда с такой же легкостью, как и Атланты. Путешествия — это для мяса. Но теперь, разглядывая рекламу. Кейс заметил маленький, не больше монетки, значок, вплетенный в левый нижний угол призрачной ткани рекламы: «Т–Э».

Он вернулся на чердак, думая о Флэтлайне. Почти все девятнадцатое лето своей жизни он провел в «Джентльмене–Неудачнике», потягивая дорогое пиво и тараща глаза на ковбоев. Он ни разу еще не притронулся к деке, но твердо знал, чего хочет. В то лето в «Неудачнике» ошивалось не менее двадцати других окрыленных надеждами парнишек, каждый из которых хотел стать мальчиком на побегушках у какого–нибудь ковбоя. Единственный способ выучиться.

Все они слышали о Поли, деревенского вида жокее из окрестностей Атланты, который пережил мозговой коллапс, побывав за черным льдом. Слухи — смутные, уличные, которые только и были доступны мальчишкам — сходились в одном: Поли сделал невозможное. «Что–то колоссальное, — сообщал Кейсу (за кружку пива) другой будущий великий ковбой, — но вот что именно? Я слышал, что он вскрыл бразильскую платежную сеть. Так это или не так, но этот мужик побывал на том свете. Полный мозговой коллапс». И Кейс посмотрел в противоположный конец переполненного бара, где сидел коренастый парень с каким–то свинцовым цветом кожи.

— Понимаешь, мальчик, рассказывал ему Флэтлайн несколько месяцев спустя, уже в Майами, — я как эти здоровенные долбаные ящерицы, ну ты знаешь, у которых было два гребаных мозга, один в голове, а другой — в жопе, чтобы задними ногами двигать. Вот и я, вляпался в это черное говно, а задний мозг — ему хоть бы хны, работает как миленький.

Ковбойская элита «Неудачника» избегала Поли с каким–то суеверным страхом. Маккой Поли, Лазарь киберпространства…

В конце концов его погубило сердце. Второе, русское сердце, пересаженное ему еще во время войны, в лагере для военнопленных. Он не соглашался заменить его, говорил, что привычный ритм поддерживает в нем чувство времени. Кейс потер между пальцами в кармане клочок бумажки, полученный от Молли, и стал подниматься по лестнице.

Молли лежала на темперлоне и тихо похрапывала. Прозрачный гипс доходил от колена до самой промежности, и сквозь стекловидное вещество виднелись ужасные черно–желтые синяки. Вдоль левого запястья выстроились восемь дермов, все разного размера и цвета. Рядом лежал трансдермальный прибор «Акаи», к прилепленным под гипсом дерматродам тянулись тонкие красные проводки.

Кейс включил настольную лампу, стоящую рядом с «Хосакой». Резкий круг света упал прямо на конструкт Флэтлайна. Кейс загрузил в машину лед, подсоединил конструкт и «вошел» в матрицу.