Расул Гамзатов - Шапи Магомедович Казиев

выступал с чтением своих стихов в рабочих клубах, работал в возродившихся теперь “Окнах сатиры” — писал агитационные стихотворные подписи для карикатур на фашистов:

Мы сухим держали порох,

Каждый колос стал штыком,

Грозным танком — каждый сноп,

Стали птицы “ястребками”

Над кровавыми врагами.

Каждый камень вместе с нами

Бьёт фашистов в подлый лоб!

В январе 1942 года Капиев впервые выехал на фронт. Он был командирован в Ставропольскую кавалерийскую дивизию “для написания книги о её героях и героических делах”. “Завтра едем на фронт, — записывал он. — Чувства такие: тревожное любопытство, уважение к самому себе и в то же время зависимость (или подавленность, что ли) оттого, что близится, втягивает тебя то самое неумолимое и неведомое чудище, что называется фронтом”... Счастлив и радуюсь, что нахожусь здесь со всеми на фронте. Странное дело — он втягивает и манит. (“Смертельное — манит”, — говорили мудрецы)».

Когда болезнь становилась невыносимой, Эффенди Капиев приезжал подлечиться. На этот раз он оказался в Дагестане, и Гамзатов решился показать ему свои стихи.

«Я думал: только он поймёт меня и оценит, — писал Расул Гамзатов. — Наверное, по выражению моего лица или по другим признакам он почувствовал, как мне хочется, чтобы он обратил на меня внимание, — и однажды на улице он остановил меня, молодого поэта, и предложил пойти в дом своего старого друга, художника и музыканта Магомеда Юнусилау. В этом доме поэты по очереди читали свои стихи, и почти в самом конце мне тоже предложили почитать что-нибудь. Я прочёл несколько стихотворений, уже переведённых на русский язык. Но мне не удалось удивить ими Капиева. Ни одно, ни другое, ни третье не вызвали у него эмоций, хотя некоторым присутствующим они понравились, и кто-то из них не выдержал и спросил Капиева:

— Ну как?

— Ничего, — сказал он.

— Но на аварском языке они звучат ещё лучше.

— Может быть, — сказал Эффенди, — но сейчас другое время, и нужны другие стихи, другие поэты. Тебе, Расул, надо поехать учиться в Москву.

И это говорил приверженец горской поэзии, переводчик “Гомера XX века” неграмотного лезгина Сулеймана Стальского. Разве Сулейман учился в Москве?»

Совет Капиева оказался пророческим. Но до учёбы в Москве было ещё далеко. А тем временем война собирала свою кровавую жатву.

БРАТЬЯ

В боях за Севастополь погиб Ахильчи, брат Расула. Родители были потрясены обрушившимся на них горем. Гамзат Цадаса хотел отправиться на фронт, чтобы найти могилу сына, но точных сведений не было. Была только «похоронка», извещавшая, что Ахильчи Гамзатов погиб «в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество».

Оставалась слабая надежда, что это ошибка, такое тогда случалось, но других известий не поступало. Видимо, ошибка всё же была. В недавно обнаруженном документе есть строка об Ахильчи Гамзатове. В ней говорится, что стрелок Гамзатов Ахильчи, 1918 года рождения, беспартийный, родившийся в селении Цада и призванный из Махачкалы в 1941 году, сын Гамзата Цадасы, пропал без вести в феврале 1943 года. В том же документе значатся ещё 14 цадинцев с тем же штампом «пропал без вести», хотя и в разные годы. Но и здесь имеются неточности, принято считать, что Ахильчи родился в 1920 году, а в документе указан 1918-й. К тому же написано «стрелок», тогда как Ахильчи был лётчиком, хотя и на самолётах были прозрачные задние отсеки для стрелков, как на бомбардировщике Байдукова, прилетавшего в Хунзах.

«Мой брат Ахильчи, — писал Расул Гамзатов. — Ты учился в самом земном, сельскохозяйственном институте... Но на войне ты выбрал небо, стал лётчиком. Ты погиб над Чёрным морем. Тебе было 22 года. Ты никогда не вернёшься в родную саклю, я это знаю. Но каждый раз, когда надо мной клекочет орёл, я верю, что это сердце Ахильчи подаёт мне братскую весть».

Не успела семья пережить потерю сына и брата, как пришло печальное известие о Магомеде.

Старший брат Расула, защищавший Сталинград, получил тяжёлые ранения и оказался в госпитале города Балашова.

Из поэмы Расула Гамзатова «Брат»:

Я не забыл глаза скорбящей мамы

И горький взгляд Гамзата Цадаса,

Когда плясали строки телеграммы

В ладонях потрясённого отца.

— Сынок, поедем... Собирайся к брату, —

Сказал он, обернувшись на ходу.

Судьба несла нам новую утрату

В том сорок третьем памятном году.

Мать, обессилев от немых страданий,

От злых предчувствий и глухих тревог,

Впервые в жизни августовской ранью

Нас проводить не вышла за порог...[30]

К Магомеду они не успели. Он скончался до их приезда. «На берегу маленькой речки мы нашли могилу и прочитали надпись: “Магомед Гамзатов”, — вспоминал поэт. — Отец посадил на могиле деревце, русскую берёзу. Он сказал: “Расширилось теперь наше цадинское кладбище. Большим теперь стал наш аул”».

У Магомеда осталась дочка Патимат, которую он так и не успел взять на руки, а видел только её фотографию, которая лежала в потрёпанной книге стихов Гамзата Цадасы, оставшейся в госпитале.

Расул просился на фронт, горя желанием отомстить за братьев, но его не призвали. Решили, что братья отвоевали и за него.

Горечь утрат, боль от их невосполнимости вылились в особую тему творчества Расула Гамзатова, воплотившуюся в вершинных «Журавлях». Отсветы этого образа — во многих произведениях поэта:

— Парящие над реками и скатами,

Откуда вы, орлы? Каких кровей?

— Погибло много ваших сыновей,

А мы — сердца их, ставшие крылатыми!..[31]

К 1944 году Красная армия одержала ряд важных побед и погнала врага с родной земли, освобождая города и сёла. Люди по-прежнему, затаив дыхание, внимали Левитану, сообщавшему по радио очередную сводку с фронтов: «Внимание! Говорит Москва. От Советского информбюро...»

Их слышали по обе стороны фронта, включая партизан, которые развернули масштабные действия в тылу гитлеровских войск.

Сводки эти становились всё более оптимистичными. Когда на экраны вышел фильм «В 6 часов вечера после войны», никто уже не сомневался, что разлучённые влюблённые обязательно встретятся после победы. В новой работе Ивана Пырьева, режиссёра фильма «Свинарка и пастух», снова блистала Марина Ладынина. На этот раз она была зенитчицей Варей. Вера в