Чистый огонь - Вадим Арчер

Все они уже были там. Они сидели за тремя длинными, параллельно стоящими столами различной вышины – для самых маленьких, постарше и взрослых. Стулья стояли редко, как на приемах, перед каждым учеником лежал полный столовый прибор, подаваемый в зависимости от еды, которая была в этот день на столе, – было бы глупо учить их этикету, не применяя его на практике.

Ректор вошел в столовую и остановился, немного не дойдя до торца среднего стола. Все головы повернулись к нему.

– Вы сегодня не были на занятии у Баруса, – сказал он, стыдясь самого себя. – Надеюсь, завтра этого не повторится и все вы придете на утреннюю медитацию.

Он не знал, что им сказать еще. Он надеялся, что они заспорят – тогда им можно будет возразить, или начнут оправдываться – тогда их можно будет обвинить.

Но они молчали.

Пауза тянулась невыносимо долго. Ректор обвел их взглядом, повернулся и пошел к выходу из столовой.

– Архимагистр!

Он узнал голос Гинса – соседа Эрвина по комнате.

Он остановился. Оглянулся.

– Мы не придем.

* * *

И они не пришли. Ни завтра, ни послезавтра, ни в последующие дни. Старый Барус бесился, но пока терпел, надеясь, что ректор все уладит. Как ни глуп он был, он все-таки понимал, что на должности ректора может оказаться еще большим посмешищем, а это болезненно задевало его старческое самолюбие. Он ежедневно одолевал Зербинаса требованиями приструнить строптивых учеников.

Учеников исключали и прежде, но это никогда не вызывало такого дружного молчаливого восстания. Утренние медитации прекратились, хотя в остальном жизнь академии протекала точно так же, как обычно, – читались лекции, шли практические занятия с наставниками, сменявшиеся временем для самостоятельной работы, когда ученики разбредались по академии и могли заниматься любыми делами.

Наставники словно не замечали молчаливого протеста учеников. Они выполняли свою обычную работу, будто их совершенно не касалась эта история с исключением. Зербинас пробовал поговорить кое с кем из них, чтобы они повлияли на учеников, но маги равнодушно отворачивались, отвечая, что это не входит в их обязанности. Барус ходил по коридорам академии словно тень. Все относились к нему, как к пустому месту, пропуская мимо ушей его ворчание.

Опасаясь, что старик все-таки осуществит свои угрозы, ректор решился на крайнюю меру – созвал наставников у себя в кабинете и разъяснил им сложившуюся ситуацию. Маги не выразили никакого удивления – в отличие от учеников, наставникам было известно о неловком положении, в котором находилась академия.

– Ну и что? – обратился один из них к остальным. – Академия делает магов, но и маги делают академию. Здесь, конечно, было хорошее место, но это не значит, что невозможно подыскать другое. Если этот старый олух Барус станет ректором, мы уйдем. Заберем учеников и уйдем, пусть он торчит здесь на пару с Зербинасом.

И ведь уйдут, понял вдруг ректор. Подыщут место и уйдут – наставники, а с ними ученики всех возрастов, старшие за руку с младшими. Заберут свои нехитрые пожитки и уйдут, бросив обжитое место, учебные пособия, книги… А там, на новом месте, сделают новые пособия и напишут новые книги.

Если было бы иначе, на чем стояла бы академия?

Ему оставалось только выжидать.

* * *

Следующим вечером Эрвин снова пришел к Тирсе. Той работы, которую она имела в виду, уже не было – по описанию Эрвин догадался, что это был тот самый дом, где образовался мистический провал. Зато ей рассказали про другую работу – заболел римми лорда Астура. Никто из местных магов не знал, как лечить волшебного зверька, а пробовать наудачу никто не хотел, потому что римми были очень редкими и ценными зверюшками – если он сдохнет, неприятностей не оберешься.

Римми чуяли яды. Любые – как минеральные, так растительные и животные. При дворце каждого мало-мальски примечательного правителя обязательно держали римми, который обнюхивал подаваемые на стол кушанья и напитки. Если римми фыркал на поднесенное блюдо, оно признавалось несъедобным, а затем производилось дознание. Забракованная зверьком пища могла оказаться и не отравленной, а просто несвежей или плохо приготовленной, но в любом случае ее нельзя было есть. Сами римми были устойчивы к ядам и болезням, поэтому больной римми был явлением необычным. Чтобы он заболел, с ним должно было случиться что-то из ряда вон выходящее.

Эрвин начал вспоминать, что им рассказывали про этих зверьков в академии. Известно было, что зверьки проникали в этот мир через два выхода, на втором и на третьем континенте, где их изредка находили ловцы. Римми были красивыми и дружелюбными, они легко приручались, не говоря уже об их способности чуять яды, поэтому один зверек стоил целое состояние. Ученикам немало рассказывали о римми, и Эрвин вспомнил многое об их повадках, питании, внутреннем строении и особенностях ухода за ними. Как и все волшебные звери, они говорили на алайни, но неизвестно, был ли у них свой язык. Единственное, о чем не упоминалось ни слова, – это болезни римми.

Оставалась надежда, что сам зверек расскажет, чем он болен. Эрвин поблагодарил Тирсу и сказал, что попытается взяться за эту работу. Та объяснила ему, куда нужно прийти – не к главным воротам, а к боковому входу для прислуги и позвать старшего дворецкого. Они поговорили еще немного, затем Эрвин вернулся в гостиницу, где его уже дожидался Армандас, и сообщил своему другу, что снова нашел работу.

– Надеюсь, это будет не как в прошлый раз? – забеспокоился Армандас. – Твоей жизни не грозит опасность?

– Если только у меня не получится и лорд Астур разгневается, – хмыкнул Эрвин. – А так – совершенно безопасно.

Наутро он пришел на указанное место и спросил старшего дворецкого. Тот вышел и окинул его подозрительным взглядом.

– Ты берешься лечить римми его светлости? – недоверчиво спросил дворецкий. – Ты хоть понимаешь, что с тобой будет, если ты его уморишь?

– Я сначала только осмотрю его. В вашем присутствии, – сказал Эрвин. – Если я не смогу вылечить его, я уйду.

Рассудив, что осмотр не повредит зверьку, старший дворецкий повел Эрвина с собой через парк и дальше, во дворец. Они поднялись на второй этаж и вскоре оказались в комнате, отведенной для редкостного зверька.

Римми лежал на мягкой меховой подстилке, служившей ему гнездом. Длинный полосатый хвост зверька, обычно стоящий трубой, бессильно свешивался на пол, еда в золотой мисочке оставалась нетронутой.

– Вот он, – указал на зверька дворецкий. – Ты его осматривай, а я постою рядом.

Эрвин уже осматривал римми, мысленно прощупывая его гибкое тельце в поисках внутренних повреждений и воспалений. Все было совершенно нормальным, словно на учебном пособии в академии.

– Что с тобой? – спросил он зверька на алайни. Римми приоткрыл карие глаза, его круглые ушки приподнялись, вибриссы на рыльце зашевелились.