Любовь на все времена - Бертрис Смолл

Эйден едва ли слышала ее, потому что рассматривала себя в зеркале. «Я миленькая, — думала она. — В этом платье я действительно миленькая!» Это платье шила модистка, которая обшивала мать Робина. Оно ей так нравилось! Она не успела его надеть, вернее, стеснялась выйти в таком изысканном платье, боясь богатством туалета привлечь к себе внимание. Платье осталось висеть в шкафу. Однако это было единственное ее платье, достаточно красивое, чтобы выходить в нем замуж.

Верхняя юбка и лиф из тяжелого, мягкого бархата замечательного голубого цвета. Нижняя атласная юбка цвета густых сливок была расшита золотой нитью узором в виде анемонов, маленьких сердечек и летящих бабочек. Рукава платья, широкие вверху, сужались книзу и поддерживались короткими золотыми шелковыми лентами, а расшитая манжета отворачивалась и образовывала обшлаг. Воротник в форме веера сделан из старого кружева кремового цвета.

Эйден едва осмеливалась дышать, потому что вырез платья был ужасающе низким. Она вспомнила, как возражала против этого, когда примеряла платье, но модистка не обратила внимания на ее протесты, заявив:

— Такова мода, мадам!

Сейчас, однако, рассматривая себя, Эйден расстроилась: ведь только кружева, которыми была обшита ее сорочка, не позволяли ее соскам показываться из выреза платья.

— Вы наденете жемчуга своей матери, — сказала Мег, подавая Эйден длинную нитку розоватого жемчуга.

Когда ее госпожа один раз обвила ожерелье вокруг шеи, позволив остальным жемчужинам лечь на грудь, служанка вдела ей в уши большие жемчужины такого же цвета.

Эйден выглядела бледной от недосыпания и нервного напряжения.

— Как мне причесаться? — спросила она Мег.

— Волосы, конечно, должны быть распущенными, как и подобает девушке в день свадьбы, миледи. Я украшу их оставшимися жемчугами. Садитесь.

Мег разделила волосы Эйден на пробор и расчесала. Потом приколола жемчуг витками по бокам головы.

— Теперь вы готовы, миледи, осталось только надеть туфли, миледи. — И служанка встала на колени, чтобы обуть Эйден.

Часы на каминной полке пробили пять утра, когда Мег встала.

— Пора, — сказала Эйден, и в дверь постучали. Мег подала своей госпоже красивую круглую муфту из хвостов горностая и, открыв дверь, сказала:

— Доброе утро, лорд Саутвуд. Невеста готова.

— Доброе утро, Эйден, — приветствовал Робин, и она ухитрилась улыбнуться ему, подумав о том, как красив он в своем красном бархатном костюме, обильно украшенном дорогими кружевами.

Мег подхватила их плащи, и они все вместе торопливо пошли по темным, холодным коридорам гринвичского дворца к королевской часовне, где их ждали королева, ее капеллан и Конн О'Малли. Когда они дошли до часовни, к Эйден подошел лакей и вручил ей венок из золоченых розмаринов и листьев лавра, сказав при этом:

— Ее величество желает, чтобы вы надели это на голову, миледи.

Мег взяла венок и надела его на голову своей госпожи, а в это время второй лакей выступил вперед и подал ей букетик белых фиалок в зеленых листьях.

— Это от господина О'Малли.

Эйден взяла букетик, подумав, что Конн очень мил, если не забыл про букет. Такое проявление заботы показалось ей почему-то хорошим предзнаменованием.

У входа в часовню Мег оставила свою госпожу и вошла одна. Она была одета в свое лучшее платье из черного бархата с тонким батистовым воротником и манжетами. Она тихо вошла в часовню и стала позади королевы, но Елизавета, повернувшись, вывела служанку вперед.

— Идите сюда, госпожа Мег, ведь это ваше дитя, и вам захочется все увидеть получше.

Мег была ошеломлена, слезы выступили на ее глазах.

— Благодарю вас, ваше величество, — прошептала она.

— Давайте начинать церемонию, — приказала королева, и из боковой двери в часовню вместе со священником вошел Конн.

Робин подвел Эйден к алтарю, и она заняла свое место слева от Конна.

Эйден искоса взглянула на своего жениха сквозь рыжеватые ресницы. Его вид заставил ее затаить дыхание. Он оделся в черный бархат, камзол украшали жемчуг, маленькие бриллиантики и серебряное шитье. Короткие штаны из черного бархата с широкими полосками шитой серебром материи облегали стройные ноги, чулки были черными, с вышитыми серебром стрелками. На ногах красовались черные кожаные башмаки с закругленными носами, высокие в подъеме и украшенные серебряной розеткой. Короткая испанская накидка с высоким воротником тоже из черного бархата с подкладкой из шитой серебром материи. Он был без шляпы, его темные волосы гладко причесаны, а на лоб спадал чудесный локон.

Священник королевы поднял молитвенник и начал:

— Возлюбленные мои, мы собрались здесь перед лицом Бога и этих людей, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке, олицетворяющем почетные узы, узаконенные Богом во времена, когда человек был невинен, и означающем для нас таинственную связь между Богом и Его церковью.

Слова, казалось, оставляли горящий след в мозгу Эйден. Брак — это таинство. Нужно ли ей связывать себя в таком таинстве с человеком, которого она едва знает? Ее способность практично относиться ко всему подсказывала ей, что это всего лишь нервное перенапряжение. Многие женщины выходят замуж, мало зная мужчин, с которыми сочетаются браком. В этом нет ничего необычного. Ее глаза обежали алтарь с его напрестольной пеленой, полотняной и обшитой по краям кружевами, с высокими красивыми восковыми свечами, горевшими в изящных золотых подсвечниках. В часовне стояла торжественная тишина. Свечи бросали тени на цветные стекла окон. Снаружи было еще темно.

Королевский капеллан спросил, нет ли у кого-нибудь причин возразить против законного воссоединения этой пары, и если есть, пусть он теперь назовет их или с этого времени не будет о них вспоминать. Он помолчал минуту, в течение которой в королевской часовне не было слышно ни звука, кроме тихого сопения Мег. Капеллан обратился к Конну:

— Согласен ли ты жить с этой женщиной… после божественного таинства брака… любить ее, утешать ее, чтить и поддерживать в беде и в радости, отказываясь от всех других до тех пор, пока вы оба живы?

— Согласен, — сказал Конн О'Малли, и сердце Эйден подпрыгнуло.

Потом священник задал тот же вопрос Эйден.

— Согласна ли ты жить с этим мужчиной после божественного таинства брака, повиноваться и служить ему, любить, чтить и поддерживать его в беде и в радости, отказываясь от всех других до тех пор, пока вы оба живы?

— Согласна, — прошептала Эйден.

Потом Робин подвел ее к королевскому капеллану, и тот положил ее правую руку без перчатки на ладонь правой руки Конна О'Малли, который повторил за священником следующие слова:

— Я беру тебя в законные жены, чтобы впредь быть с тобой в беде и радости, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас по воле Божьей, и в этом клянусь.