О чем думает моя голова - Ирина Пивоварова

– Скорее, скорее… – торопила я Люську. – Вчера Коля Лыков просил меня прийти пораньше.

Через десять минут мы уже стояли в школьном дворе рядом с Колей Лыковым, а через пятнадцать – ходили по подъездам, стучались во все квартиры подряд и спрашивали:

– Скажите, пожалуйста, у вас есть металлолом?

Но ни у кого почему-то не было никакого металлолома. Только одна бабушка дала нам облезлую зелёную кружку. Так мы и ходили с одной этой кружкой, а другие ребята на наших глазах тащили железные кровати, кастрюли и вёдра.

И вот, когда мы с Люськой уже совсем отчаялись найти что-нибудь подходящее, мы вдруг наткнулись возле какого-то дома на обломок старой, ржавой трубы.

Это было как раз то, что нужно. Мы схватили эту трубу и понесли. Но она оказалась ужас какая тяжёлая! Через три минуты мы были совершенно мокрые и пыхтели как паровозы.

Тогда нам в голову пришла замечательная мысль. Мы решили прокатить трубу по земле метров пять, а потом выйти с трубой в Горбатый переулок и пустить её вниз по переулку.

Так мы и сделали.

Наша труба как будто только этого и ждала.

Она тут же покатилась. Она катилась всё быстрее и быстрее, и вот она со страшным грохотом, подпрыгивая на камнях и пугая прохожих, понеслась по самой середине переулка.

Мы мчались за трубой. Из окон высовывались люди. Кошки и голуби шарахались во все стороны. А труба громыхала уже где-то в конце переулка, почти рядом со школой…

И вдруг в переулок въехал грузовик.

Труба со всего размаха ударилась об его колёса, стукнула грузовик по фаре, перевернулась в воздухе и стала как вкопанная.

Грузовик тоже стал.

Мне больше не хотелось мчаться за трубой. Больше всего на свете я хотела бы сейчас остановиться и побежать обратно, вверх по переулку, но мы обе так разбежались под горку, что остановиться было просто невозможно.

Из грузовика выскочил здоровенный шофёр. Он согнулся, широко растопырил руки… и через секунду мы обе уже трепыхались у него в руках, как будто пойманные рыбы.

– Ой! – отчаянно отбиваясь, пищали мы. – Пустите нас! Пустите! Это не мы! Мы не нарочно!

– В милиции разберутся, что к чему, – говорил шофёр. – Я вам покажу, как грузовики ломать!

Так мы оказались в милиции.

За столом сидел молодой милиционер с розовым круглым лицом, со смешным толстым носом и совершенно белыми бровями. Лицо у него было совсем не строгое, и он всё время хмурил белые брови, чтобы выглядеть построже.

– Так, – сказал он, когда сердитый шофёр ушёл. – Значит, хулиганим?

– Что вы, товарищ милиционер! – закричали мы наперебой. – Мы не хулиганим! Мы металлолом собирали! И ничего мы не нарочно! Это он сам нарочно. Чуть нашу трубу не раздавил. Она себе катилась, никому не мешала…

– Катилась, значит? – сказал милиционер. – Ну что ж, придётся в школу сообщить!

И тут мы не на шутку перепугались. Мы заныли в один голос:

– Товарищ милиционер, мы больше не будем! Не говорите в школе. Мы правда-правда больше не будем! Вот честное слово! Честное пионерское!

И слёзы у нас закапали. И не понарошку, а по-правдашнему.

Милиционер опять посмотрел на нас, грозно нахмурился и вдруг сказал:

– Ладно, что с вами делать! Прощу на первый раз. Но только смотрите: если ещё что натворите, приму меры. – И он поднял карандаш и ещё раз строго повторил: – Приму меры.

Так окончилась тогда наша история с трубой и милиционером. Но сейчас…

– Ну конечно же старые знакомые! – сказал милиционер. – Так-то вы своё слово держите? Красиво, нечего сказать! А ну, ведите-ка меня к себе домой! Придётся мне познакомиться с вашими родителями!

Мы шли домой с милиционером. Я шла красная как рак, а Люська – белая как мел.

Все на нас смотрели.

Я шла и думала: «Дарья Семёновна, миленькая, уйдите, пожалуйста, на рынок. Или в магазин. Или в гости. Но только дома не сидите. Дома вредно сидеть. Пойдите погуляйте, какая погода хорошая! Или засните крепко-крепко и дверь никому не открывайте. Ну пожалуйста, не открывайте никому дверь! Мало ли какие воры ходят!»

Мы поднялись по лестнице. Милиционер позвонил один раз. И сразу же за дверью зашаркали шаги Люськиной бабушки Дарьи Семёновны. Всё пропало!

Дарья Семёновна открыла дверь и схватилась за сердце. Мы вошли.

…Милиционер не уходил долго. Мы сидели в соседней комнате и ждали. Потом мы услышали, как хлопнула входная дверь, и Люськина бабушка мрачнее тучи вошла в нашу комнату.

– Марш за уроки! – приказала она Люське. – Всё доложу родителям! А ты ступай домой, – кивнула она в мою сторону. – Когда мать с работы приходит?

– В шесть, – сказала я и поплелась домой.

Я долго ковыряла ключом в двери… Скажет Дарья Семёновна моей маме? Скажет или не скажет?

Я места себе не находила. Чтобы ни о чём больше не думать, я легла на диван и заснула.

Когда я проснулась, мама уже была дома.

Мы сели ужинать вдвоём. Папы с нами не было. Он уехал в командировку.

Есть мне не хотелось. Я ковыряла в тарелке еду и всё думала: «Скажет Дарья Семёновна или не скажет?»

Мама поглядывала на меня так, как будто происходит что-то очень интересное. Потом она вдруг спросила:

– Ну и как, ничего?

– Что «ничего»?

– Да то, что ты ешь?

– A-а… Ничего.

– Люсь, да ты что?

– А что?

– Да ведь это шампиньоны в сметане!

– Ну и что?

– Люсь, ты нездорова. А ну, давай сюда лоб!

Она встала и притронулась губами к моему лбу.

– Странно, температуры нет. А ну, покажи горло!

Я открыла рот и высунула язык.

– И горло нормальное. Странно. Очень странно.

В это время зазвонил звонок.

Я вскочила как ужаленная и побежала открывать.

«Скажу, что мамы нет дома», – решила я. Но за дверью никого не оказалось. Когда я вернулась в комнату, мама клала на рычаг телефонную трубку.

– Ошиблись номером, – сказала мама. – Да, ты ведёшь себя очень странно. А ну-ка, скажи, как у тебя дела в школе?

– Всё хорошо. Сегодня уроков не было. И завтра не будет: Вера Евстигнеевна заболела.

– Так что же с тобой делается?