Конец эпохи self-help. Как перестать себя совершенствовать - Свен Бринкман

Мы не можем применять к фундаментальным проблемам нашего времени решения из прошлого. Мы не можем создать новые, инновационные решения проблем организаций и общества, просто воспроизводя старые модели. Нам требуется что-то новое, чтобы индивидуально и коллективно двигаться в том направлении, где мы найдем свое истинное «Я» и научимся распознавать, что держит нас в устаревшем мышлении и образе действий. Это новая социальная технология, которую Шармер называет «превосприятием».

Изучая теорию U, мы узнаем, как идти навстречу будущему с открытым умом, открытым сердцем и открытой волей — и таким образом реализовать оптимальные возможности, достижимые в будущем.

Теория U — это своего рода идея осознанности, переведенная на уровень организаций. Ее суть отчасти состоит в том, что в прошлом мы можем найти только устаревшие модели, которые сегодня уже не годятся, и что быть «здесь и сейчас» — значит найти свое «подлинное "Я"» (это миф, как вы уже знаете) и реализовать оптимальные возможности в будущем. Прошлое уже не в моде. Настоящее — хит сезона и ключ к оптимизации будущего (это и есть конечная цель).

Можно набраться смелости и поинтересоваться у сторонников «здесь и сейчас»: кому лучше всех удается присутствовать в настоящем моменте? Ответ: животным. Они не обременены способностью вспоминать прошлое или передавать приобретенные знания следующим поколениям. Животные и маленькие дети всегда присутствуют здесь и сейчас. Что отличает от них человечество — так это умение переступать грань настоящего и в буквальном смысле отправляться в прошлое. Почему оглядываться на прошлое сегодня так несовременно? Ну, если анализ в этой книге верен, то это связано с культурой ускорения, которая по определению ориентирована на будущее и существует за счет того, что постоянно создает новые представления о грядущем. У нас даже появились компании, институты и консультанты, которые занимаются «исследованием будущего», — идея состоит в том, что важно отслеживать тенденции, чтобы подготовиться к тому, что нас ждет. На самом деле футурологи скорее занимаются созданием будущего, чем его исследованием. Они продают идеи и понятия (об обществе мечты, обществе досуга, обществе эмоций и как это только не называли в последние годы) своим клиентам, которые готовятся к тому, что, как им сказали, вот -вот настанет. Предсказание сбывается именно потому, что к нему подготовились (и заплатили за него). В очередной раз мы наблюдаем парадокс. Наша подготовка к будущему отчасти и создает будущее за счет того, как мы к нему готовились. Если политологи скажут, что нам надо реформировать экономику, чтобы конкурировать с китайцами на глобальном рынке, и мы примем эту позицию, то именно это и случится. Если политики говорят, что других вариантов текущего положения нет, повторяя знаменитую доктрину Маргарет Тэтчер «альтернативы нет», то все сбудется, если большинство в это поверит. Старая социологическая теорема Томаса гласит: ситуации, определяемые людьми как реальные, реальны по своим последствиям. Именно это касается исследований будущего и всей нашей одержимости им: если какая-то тенденция признается реальной, то она оказывает реальное влияние на будущее (и в будущем).

Именно такие мысли привели философа Саймона Кричли (о котором мы уже говорили) к выводу, что наша маниакальная сосредоточенность на будущем и вечная идея прогресса очень вредны. «Мы должны как можно безжалостнее избавляться от идеологии будущего и культа прогресса. Идее прогресса всего лишь несколько столетий, и это очень плохая идея. Чем быстрее мы от нее избавимся, тем лучше», — утверждает Кричли. Нам необходимо заменить идею прогресса повторением и научиться смотреть в прошлое. Это в природе человека и говорит о зрелом взгляде на жизнь. Но это сложно. Дети, подростки и животные ориентируются на будущее (и это для них нормально), и человеческая память в гораздо большей степени ориентирована на будущее, чем на прошлое. Память дает нам основу поведения в новых и неизвестных ситуациях — это не инструмент для воспоминаний сам по себе. Но этому нужно учиться, потому что признак взрослого человека — способность мысленно возвращаться в прошлое и вспоминать прошедшие события. Это помогает нам учиться жить (к этому я вернусь позже) и развивать культуру. В своей книге Кричли пытается доказать, что самое важное в истории идей — не прорывы, а повторения. Например, «Ренессанс» вполне буквально означает «возрождение» — в это время были заново открыты греческая философия, гуманизм, искусство и наука. Шекспир также не претендовал на изобретение чего -то нового — он переписывал Овидия или прямо использовал речи римского сената. Только в последние пару веков мы начали думать, что новое и ориентированное на будущее — значит качественное само по себе. На самом деле в прежние дни многое было лучше.

Мы создали культуру, в которой есть место концепциям развития, планам и семинарам о будущем, и именно поэтому легко забываем идеи и достижения прошлого. Такие понятия, как «креативность» и «инновации», постоянно встречаются в организационных и педагогических дискурсах, где потеряно всякое ощущение ценности повторения старых и проверенных методов. Мы должны все время «мыслить нестандартно». К счастью, более трезвомыслящие исследователи креативности говорят о том, что смысл в нешаблонном мышлении есть только тогда, когда мы знаем, что шаблон все-таки существует (и каков он). Тогда было бы разумнее балансировать в рамках шаблона с небольшими вариациями и импровизациями на знакомые и проверенные темы. Новое имеет смысл только в пределах горизонта уже известного. Если вы ничего не знаете о прошлом и традициях, то не можете создать ничего нового, что будет полезно.

Если рассматривать эти вопросы в связи с собственной жизнью, то мы найдем немало причин меньше думать о будущем и больше — о прошлом. Знать свое прошлое и размышлять о нем — необходимое условие для поддержания сколько-нибудь стабильной идентичности и, таким образом, нравственных отношений с другими людьми. Если мы хотим жить правильно в моральном смысле, осознание собственного прошлого очень важно. Марк Твен говорил, что чистая совесть — верный признак плохой памяти. Признавать ошибки прошлого и размышлять о них (конечно, не позволяя им себя мучить) поможет вам действовать правильно. Помимо того, что в прошлом каждого человека есть нравственное значение, для осознания себя важно думать, что прошлое простирается назад — здесь мы находим корни своей идентичности. В своем романе «Кони, кони...» Кормак Маккарти пишет: телесные шрамы напоминают нам о том, что прошлое реально. У друзей и влюбленных издавна было принято изучать шрамы друг друга, потому что те дают ясное свидетельство о событиях прошлого, которые связывают его с настоящим.

Из всех шагов этой книги, которые должны помочь вам обрести устойчивость, размышления о прошлом — возможно, самый важный шаг. Знать свое прошлое — это необходимое условие, чтобы стоять твердо, ведь без прошлого стоять было бы просто не на чем. В последние годы об этом говорили многие философы, в том числе уже упомянутый Чарльз Тейлор, который считает, что концентрироваться на настоящем моменте возможно лишь тогда, когда у вас есть прошлое, с которым вы себя соотносите. Если вам нужно ответить на вопросы типа «Кто вы?» или «Чего вы хотите?» (как нам постоянно советуют делать в терапевтической культуре развития), то лучше дать ответ, который расскажет о вашей жизни и поступках в широкой биографической перспективе, чем остановиться и начать исследовать свои сиюминутные ощущения, как некий стоп-кадр вашей личности. Чтобы знать, кто мы, нужно знать, откуда мы. Французский философ Поль Рикёр в своей новаторской работе «Я-сам как другой» попытался показать, что человек только тогда нравственен в строгом понимании, когда воспринимает свою жизнь как целое или единство, которое простирается назад во времени и лучше всего понимается как рассказ или связный нарратив. Рикёр ставит риторический вопрос: «Как, в самом деле, субъект действия мог бы дать оценку собственной жизни, взятой в целом, этическую оценку, если бы эта жизнь не была сосредоточена в единство, и как это может произойти, если не в форме рассказа?»