Стеклянные стены - Андрей Кузечкин

– Ты не знаешь, где здесь можно выпить кофе? – спросила Матильда.

– Я знаю не больше тебя. Поищи, здесь должен быть ресторан. Это же база отдыха.

Матильда зашагала вперед по коридору. На пути у нее вырос Альберт.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Прошу прощения, сударь, напомните, где ресторан? – Матильда не прочь была пофлиртовать с ним.

Альберт не повелся.

– Пойдемте, провожу, – сказал он официальным тоном.

Столовая, чем-то похожая на школьную, находилась на первом этаже.

Люди в серых комбинезонах стояли в очереди к раздаче. Некоторые сидели за столами и поглощали пищу.

Ничего особенно странного вроде бы не происходило. Лишь дошагав до середины обеденного зала, Матильда замерла как вкопанная. Она поняла.

В столовой, несмотря на присутствие доброй сотни людей, стояла тишина. Люди ели молча, каждый смотрел в свою тарелку. Лишь изредка ложка звякнет, да и то как-то осторожно.

Казалось бы, что такого: люди свято соблюдают принцип «Когда я ем – я глух и нем». Только порадоваться можно за их культурность. Но Матильде вдруг стало не по себе.

– Что случилось? – еле слышно спросил Альберт.

– Я хочу кофе… – прошептала она. – Можешь мне взять навынос?

– Здесь нет кофе навынос. Здесь нет никакого кофе.

– Почему?

– Кофе – это отрава, – объяснил Альберт таким тоном, будто ребенка жизни учил. Матильде это не понравилось:

– Да, и я прямо сейчас хочу отравиться!

– В этом нет необходимости.

– Если нет, то пойдем отсюда!

– Ты уверена, что не голодна?

– Уверена… – Матильда чувствовала себя ужасно неуютно. Она поймала на себе несколько взглядов: несколько человек перестали есть и молча пялились на нее. Всего несколько. Но если она задержится здесь еще хоть на минуту – их станет больше. А еще через минуту на нее будут пялиться все. И молчать.

Матильда представила это и устремилась к выходу, еле сдерживаясь, чтобы не перейти с шага на бег.

– Что случилось? – спросил Альберт в коридоре. – На тебе лица нет!

Когда это они успели перейти на «ты», интересно…

Матильда уселась на ближайший подоконник:

– Да все в порядке. Наверное. По-моему, у меня фантазия разыгралась.

– Фантазия, – неодобрительно повторил Альберт. – Фантазия – это болезнь разума.

– Наверное, – согласилась Матильда. – Я стольких людей видела, кто живет в каких-то воображаемых мирах… Некоторые из них даже старше меня вдвое, а все никак не повзрослеют. Вот по тебе сразу видно – серьезный мужчина. Ты топ-менеджер?

– Я координатор. – Он показал красный браслет на запястье, на который Матильда прежде не обращала внимания.

– А что делают координаторы?

– Направляют людей на правильный путь.

– Ну, я и говорю – топ-менеджер.

Альберт впервые улыбнулся и тут же спрятал улыбку.

– Может, ты и меня на правильный путь направишь? А то я уже не уверена, с теми ли людьми я связалась и туда ли иду.

Молодой человек уселся рядом с ней на подоконник и произнес:

– Направлю. Но мне нужно, чтобы ты слушала. Слушала и слышала.

– Давай попробуем… – улыбнулась Матильда.

Спать пришлось в комнате на четыре койко-места. Хорошо хоть, никто не храпел и не пердел. Главное – никто не лез. Я спокойно закрылся одеялом с головой, как в детстве, и вылез в Интернет, благо сеть все-таки есть. Еще раз прочитал все, что уже нашел. Попытался отыскать что-то новое – с этим плохо.

С соседями по комнате говорить о чем-то бесполезно. Типичные сектанты с промытыми мозгами. На все мои вопросы либо хмурятся, либо загадочно улыбаются и что-то бубнят про эссенцию и восход. Надо искать таких, как Дима, недообработанных.

Небольшая зарядка на площадке. Персонал разбивается на небольшие группы, с каждой работает один наставник. Он показывает упражнения, мы повторяем. Угадайте, какой наставник достается нашей группе. Да-да, тот самый, лысый. Нарочно придумывал упражнения позаковыристее, думал, что я не справлюсь. Даже как-то неловко было его обламывать.

Потом – короткий утренний Резонанс.

После завтрака и блестящего выступления Никиты идем работать. Меня опять поставили грузчиком – видимо, это на все дни. Так и не узнаю, что в этих огромных коробках. Шальная мысль: а вдруг это действительно спектакль, и я тупо таскаю какой-нибудь мусор, который ради меня одного перекладывают из коробки в коробку?

Пытаюсь разговорить остальных насчет «Стеклорезов». За этим меня и застает лысый наставник и начинает на меня наседать:

– Что опять за разговорчики?

– Кто такие «Стеклорезы»? – спрашиваю я у него как ни в чем не бывало.

– Не твоего ума дело, пачкун! – Он толкает меня ладонью в грудь.

Приближаю свое лицо к его лицу и спокойно говорю, так тихо, чтобы слышал только он:

– Еще раз до меня дотронешься – твоя рука окажется у тебя же в жопе.

Он меняется в лице:

– Да ты!.. Ты у меня в карцер пойдешь!

– Да с удовольствием. Хоть твоей рожи видеть не буду. И вообще, я могу отсюда уйти, когда захочу.

– Да что ты говоришь!

– А щас увидишь…

Я обеими руками вцепляюсь в ворот комбинезона и рву ткань со смачным треском.

Грузчики смотрят на меня, рты разинув от священного ужаса.

– Вот! Я испортил униформу! Дисквалифицируйте меня!

Во дурак-то… что я делаю и зачем? Спокойно, Яник, спокойно. Тебе еще рано отсюда уходить. Но очень уж бесит лысая балда этого урода.

– Так, я все понял, – произносит наставник совсем другим, примиряющим тоном. – Ты устал с непривычки. Иди отдохни. Давай, шагом марш! – Он кивает в сторону выхода, уже не решаясь до меня дотронуться.

Что ж делать, иду. Мысленно готовлюсь к любому исходу событий. Хотя и догадываюсь, что меня не выгонят.

Наставник открывает для меня дверь в зону отдыха – небольшую комнату, где есть мягкие сиденья, бачок с водой и даже апельсины на тарелке. Надо же, какие удобства.

– Сиди здесь, – приказывает он и уходит.

Вскоре возвращается с иголкой и катушкой ниток:

– Сам зашьешь. А то ходи как оборванец, мне плевать.

Что и требовалось доказать. Я нарушил Правила, но выгонять меня никто не торопится.

– Все это не игра! – заявляю я наставнику.

Он глядит на меня, как сердобольная нянечка – на чересчур буйного пациента психушки. Лицемерный урод!