Петр III - Николай Павленко

Худ. Антон Граф. Портрет Фридриха II. 1781 г.

Дворец Шарлоттенбург, Берлин

Великий князь, прочитав записку, удивился и велел камер-пажу императрицы сказать от его имени, что он благодарит его за сообщенную новость, но еще не может ей верить, потому что еще не пришли его собственные известия, но он надеется, что завтра их получит и сообщит камергеру правдивый рассказ об этом предполагаемом событии. Мы удивились такому отзыву великого князя камергеру и сказали его высочеству, что вероятно то известие справедливо, которое прислано с поля сражения от главнокомандующего ко двору, находящемуся в таком тесном союзе с его двором. „Очень резко, отвечал великий князь; я давно знаю что австрийцы любят хвалиться и лгать, и всегда предупреждают известиями своего рода известия их противников. Потерпите только до завтра, тогда я узнаю в точности, как было дело“. На том и осталось, и об этом более не говорили. На другой день, утром, в 9 часов, его высочество прислали за мною скорохода (гонца). Лишь только вышел я в комнату, как великий князь встретил меня словами: „Что я говорил вчера за ужином? Не прав ли я был, сказав, что не прежде поверю известию о победе австрийцев над прусским королем при Торгау пока не получу другого с прусской стороны. Я получил его сегодня утром раненько, и оно говорило совсем другое, именно, что хотя вечером в день сражения прусская армия была в дурном положении и победа была почти на австрийской стороне, но новое нападение генерала Цитена с его храбрыми гусарами и прусскою артиллериею, дало делу такой внезапный оборот, что король не только одержал совершенную победу над австрийской армиею, но на преследовании потоптал их бесчисленное множество в Эльбе, а фельдмаршал Даун, видя свое совершенное поражение, в большом беспорядке отступил со всею поспешностию к Дрездену, оставив весь багаж победителям“».

В этой пространной цитате наибольшей интерес представляют не скрываемые упреки в распространении австрийским командованием ложных сведений о происшедшем сражении при Торгау, а тот бесспорный факт, что наследник Российского престола поддерживал связь с командованием армии противника, и не без основания можно предположить, что за получаемую информацию он расплачивался такой же информацией о состоянии русской армии и ее положении на театре военных действий.

Кроме изложенного выше эпизода, историки располагают двумя прямыми признаниями императора самому королю в том, что он издавна оказывал ему рискованные услуги: «Вы так добры, что вспоминаются мои прежние оказанные вам услуги», — писал император в письме королю от 15 мая 1762 года. «Вы хорошо знаете, — извещал Петр III Фридриха II в письме от 30 марта 1762 г., — что в течение стольких лет я вам был бескорыстно предан, рискуя всем, за ревностное служение вам в своей стране с наивозможно большим усердием и любовью».

Екатерина Дашкова в «Записках» описала эпизод, подтверждающий снабжение Петром прусского короля сведениями, представляющими государственную тайну: «Однажды, когда я была у государя, он, к величайшему удивлению всех присутствовавших, по поводу разговора о прусском короле начал рассказывать Волкову (в предыдущее царствование он был первым и единственным секретарем Конференции), как они много раз смеялись над секретными решениями и предписаниями, посылаемыми конференциями в армии; эти бумаги не имели последствия, так как они предварительно сообщали о них королю. Волков бледнел и краснел, а Петр III, не замечая этого, продолжал хвастаться услугами, оказанными им прусскому королю на основании сообщенных ему Волковым решений и намерений совета».

А. Т. Болотов тоже отмечал, что наследник престола «имел тогда тайное сношение и переписку, производимую через нашего генерала Корфа и любовницу его графиню Кейзерлиншу, и что от самого того происходили и в войне нашей худшие успехи, о том нам всем не по слухам довольно известно».

К сожалению, в точности неизвестно, в чем конкретно выражалось это «ревностное служение», но не подлежит сомнению, что наследник российского престола выполнял при российском дворе роль Троянского коня и действовал в угоду королю.

Только после кончины императрицы исчезла опасность для Петра Федоровича раскрытия его преступных связей с королем, с которым Россия находилась в состоянии войн, заслужить осуждение тетки, и без того подготовленной к тому, чтобы лишить его наследства.

Известие о кончине императрицы король получил 22 января 1762 г., а через неделю к нему прибыл фаворит императора Гудович с заверением о благосклонном отношении Фридриха к вступившему на престол Петру Федоровичу. Информацию Гудовича король назвал в письме к Филькенштейну от 31 января 1762 г. «солнечным лучом». Даже спустя более чем полтора месяца король находился в плену радостных переживаний. В письме от 29 марта он извещал д, Арнета: «Моя голова так слаба, что я не могу вам ничего больше сказать, только одно: царь России божественный человек, которому я должен воздвигать алтари».

7 февраля 1762 г. прусским послом в Петербург был отправлен полковник фон Гольц. Главная его задача, определенная инструкцией, состояла в том, чтобы Россию отделить от союзников и «способствовать установлению гармонии и дружбы между обоими государствами». Кроме того, Гольц должен был добиться вывода русских войск из Пруссии. По мере того, как Фридриху II становился известен рост к нему теплых чувств со стороны Петра III, претензии его к России расширились. Он стал требовать от русских войск выступления против Австрии. Взамен король обещал Петру III держать нейтралитет, если он начнет войну с Данией за Шлезвиг. Подобное обещание, державшееся в строжайшем секрете, со стороны короля являлось предательским поступком по отношению к Дании, союзницы Пруссии.

У Фридриха известие о перевороте и смерти Петра III вызвало сильное потрясение. «Я его вечно буду оплакивать, он был мой единственный друг, мой рыцарь, без него я был бы уничтожен». Впрочем, к такого рода заявлениям короля надобно относиться критически, поскольку нравственные поступки и верность друзьям обходили его стороной — в своих отношениях с так называемыми друзьями он игнорировал порядочность и руководствовался исключительно эгоистическими соображениями. О себе он отзывался так: «Я обладаю всеми качествами театрального героя, всегда в опасности, всегда на краю гибели». Эту склонность короля к драматизации событий, в которых он участвовал, всегда надобно помнить и считать его вопли о своей смертельной опасности не театральными жестами, а реалиями.

Рассмотрим письма Фридриха II к Петру III. Следует отметить характерное для короля средство, которым он стремился достичь доверительности своих корреспондентов. Он ими широко пользовался не только в письмах к Петру III, но и к Елизавете Петровне, Екатерине II и к другим корреспондентам, расположения которых решил добиваться. Главным, а быть может, и единственным средством достижения доверия своих корреспондентов была лесть, в большинстве своем откровенно грубая, реже тонкая.

Даже человеку здравомыслящему, вполне сознающему, что он считает чистой воды лесть, приятно обнаружить похвальные слова в свой адрес. Что касается Петра III, человека недалекого, то он принимал лесть за истину и гордился тем, что его кумир Фридрих II обнаружил в нем, Петре III, множество достоинств и добродетелей. Король не скупился на оценки их у своего корреспондента и проявлял необходимую изобретательность в их обнаружении.