Подари мне горы - Кей Мортинсен

— Обсудить? — Дженнифер была вне себя от ярости и едва не расшиблась, когда попыталась выйти из автомобиля без помощи мужчины. — Какой смысл нам вообще говорить? Ведь ты не будешь слушать меня. Тебе все равно, что станет со мной и Энди. У тебя камень вместо сердца! И ты не поведешь и бровью, если он потеряет душевное равновесие, потому что…

— Дженнифер! — Крепко схватив женщину за руки, Бардалф стал трясти ее. — Дженнифер, мне не все равно!

Он не поверил собственным словам. Услышав их, Дженнифер вздрогнула, напряглась, отыскала взглядом его глаза и шепотом попросила убедить ее, что она не ослышалась:

— Что?

— Мне не все равно, что станет с Энди, — сухо ответил он и отпустил ее руки. — Пойдем присядем на солнышке.

— Мне хорошо и здесь! — вдруг взвилась опять она.

— Как хочешь.

Приятно пораженный этим проявлением вроде бы не свойственного ей темперамента, Бардалф разместился на стволе старого дерева и залюбовался живописной долиной, простиравшейся до самого подножия далеких синих гор. Больше всего ему хотелось сейчас душевного покоя. Дженнифер оказалась натурой более страстной и тонко на все реагирующей, чем он мог предвидеть. Вчера он наблюдал, как она наслаждалась ароматом вина, утром успел удостовериться в ее хорошем музыкальном вкусе, и теперь ему было приятно осознавать, что в ней наконец начал просыпаться интерес к простым, самым доступным удовольствиям жизни.

Со вчерашнего же дня не знала покоя не только его душа, но и тело. Оно требовало, чтобы он помог этой женщине вкусить самое большое удовольствие, какое только может познать человек на земле. Бардалф закрыл глаза и подставил лицо сияющему солнцу; внезапно его мозг пронзила неотвратимая, шквальная мысль о том, что в своих отношениях с Дженнифер он все равно рано или поздно пересечет самую главную черту — займется с ней любовью. Займется, невзирая на ее кошмарный бутылочно-зеленый костюм.

— Бардалф. — Она подсела к нему на дерево. — Если тебе действительно не все равно…

— Разумеется. Ведь я же вижу, как ему хочется стать живой, активной частичкой этого яркого, сумасшедшего, безумно интересного мира, в котором мы живем. — На несколько мгновений он весь ушел в себя, потом улыбнулся, взглянув на нее своими темными сияющими глазами, и сказал: — Именно поэтому я преисполнился решимости вытащить вас обоих из вашей улиточной раковины. Твой подрастающий отпрыск должен взять свою жизнь в свои руки. И чем раньше ты поможешь ему сделать это, тем будет лучше. Для всех.

Дженнифер молчала. И он был рад, что она не заговорила сразу. Ему нужна была хотя бы коротенькая пауза, чтобы сосредоточиться и понять, что же на самом деле происходило сейчас в глубинах его ума и сердца, где какой-то тоненький голосок начал все настойчивее твердить ему, что деловое предложение Дженнифер было практично и реально, а он мог бы помочь этой женщине и ее ребенку…

Но уже через минуту здравый смысл вновь возобладал в его раздумьях. Никакой он не чудотворец и не волшебник. И не должен вмешиваться в их дела. Пусть все решает сама. От него требуется только одно: вывести ее из непролазной глуши на верную дорогу.

— Я знаю: ты уверен, что поступаешь правильно… — Дженнифер задержала на нем долгий, печальный взгляд, тяжело вздохнула. — Ты уверен, что если спровадишь нас, то от этого нам станет только лучше.

Порыв ветра взметнул каштановые волосы Дженнифер, на миг скрыв от Бардалфа черты ее красивого лица, к которым он за эти несколько дней уже так привык. Его сердце вдруг ёкнуло, и он с опаской подумал, что эта женщина незаметно становится живой частичкой его плоти и крови, органической клеткой его разбуженного тела. Одно ее присутствие рядом волновало, тревожило, до нестерпимости жгло его.

Тогда чего же ты ждешь? — запрыгал, завертелся в его голове беспокойный бесенок. Разбуди ее. Обними. И поцелуй наконец.

Бардалф слегка тряхнул головой, будто очнувшись от какого-то полудремотного забытья, и сказал:

— Думаю, пока не поздно, нам надо продолжить путь и попробовать найти для тебя какую-нибудь работу.

— Хорошо, — спокойно согласилась Дженнифер. — Но только… подумай все-таки о моем предложении. О том, чтобы мы остались в особняке. Подумай о нем. Взвесь. Пусть оно будет с испытательным сроком. Пожалуйста.

На ее лице была написана неприкрытая страсть и веселое бесстыдство. Или ему так показалось? Он искоса бросил на нее очень беглый взгляд. Нет, такого выражения на лице Дженнифер Бардалф действительно еще никогда не видел. Это было красивое, одухотворенное лицо голой натурщицы, которая никого и ничего не стыдится. Женщина с растрепавшимися каштановыми волосами и небесно-голубыми глазами вся так и светилась, сияла перед ним. И он не выдержал. И впился губами в мягкие, влажные губы, которые сразу поддались, раздвинулись, хотя и робко, неумело, без опыта, но с такой готовностью, откровенностью и жадностью, а сочившийся из них сок был настолько сладок, что Бардалф при всем желании не смог бы сравнить эти губы даже с самыми сладостными плодами земли.

Дженнифер обвила шею мужчины руками и властно притянула его голову к себе, так что их поцелуи стали еще глубже, крепче, больнее. Она стала похожа на проснувшийся бурный вулкан, который время долго держало взаперти, и вот теперь весь его внутренний пыл и страсть, вырвавшись на свободу, стали жадно и яростно проявлять свою стихийную мощь и неукротимость. Целуя Бардалфа, Дженнифер стонала, кричала, плакала, шумно требовала, чтобы он целовал ее еще и еще, сильнее и сильнее, причем делала она все это с таким неистовством и страстностью, что он от безудержного изумления и восторга, казалось, готов был вот-вот лишиться чувств или потерять рассудок.

Когда Бардалф усадил Дженнифер к себе на колени, ее юбка задралась высоко вверх, а ноги непроизвольно легли на его бедра. Они прильнули друг к другу, совершенно не думая о том, что по шоссе мимо них мчатся машины, в которых могли находиться самые разные люди, в том числе и патрулирующие полицейские.

Ее кожа была мягкой, как бархат. Рассыпавшиеся по лицу волосы переливались, словно шелк, и благоухали розмарином. Ее огрубевшие от физического труда руки ласкали его нежнее и возбуждали сильнее, чем холеные пальчики дам высшего света, с которыми ему приходилось общаться. В Дженнифер не было ничего наносного, ее страстность проявлялась самым естественным, а не искусственным образом.

От всего этого у Бардалфа бешено колотилось сердце и сладостно мутился рассудок. Если бы ему посчастливилось оказаться с этой блистательной женщиной в одной постели, то он…

— Бардалф!

Резкий голос Дженнифер не смог остановить его, и он продолжал целовать ее плотно сжавшиеся губы, пытаясь раздвинуть их горячим, трепещущим языком. Но губы не поддавались, несмотря на сладкие судороги, охватившие все ее тело.

— Дженнифер, — умоляющим голосом пробормотал он.

— Нет!

Увидев ее строгое, будто окаменевшее лицо, Бардалф опустил руки. О Боже, подумал он, эта женщина, похоже, глубоко сожалеет о том, что минуту назад позволила ему целовать и ласкать себя.