Волчонок - Александра Анненская

Илюша, по обыкновению, никому не сообщал своих мыслей, хотя они сильно мучили его. Он смотрел все так же хмуро, так же мало разговаривал с Петром Степановичем, и тот даже не подозревал, что происходило в душе его. А в душе мальчика шла постоянная трудная борьба. До окончания курса гимназии ему оставалось четыре года с лишком. Неужели же все это время он должен жить на счет Петра Степановича, выносить упреки Сергея, чувствовать, что для него трудятся, ему делают благодеяние, а он ничем не может отплатить за это добро? Нет, это невозможно, это должно прекратиться, и чем скорее, тем лучше!

«Прекратиться»! Но как? В этом был весь вопрос. Опять поступить в мастерскую? Мороз пробегал по телу Илюши при воспоминании о том, что он ребенком вынес в мастерской портного. Неужели опять подвергать себя тому же, – брани, побоям, опасности сделаться пьяницей, вором или зачахнуть, захиреть, как бедный Сашка!.. А занятия в гимназии, а книги? Все это должно быть забыто, забыто навсегда?…

Илюша попробовал поискать другого выхода. Он мечтал, оставаясь у Петра Степановича, найти какой-нибудь заработок, чтобы иметь возможность самому хоть одевать себя и платить за себя в гимназию. Но какой же заработок? Ремесла он никакого не знал, да и где же заниматься ремеслом, проводя полдня в гимназии да чуть не целый вечер за приготовлением уроков? Разве попробовать поискать переписки или уроков? Он обратился к трем-четырем товарищам с просьбой порекомендовать его для занятий с маленькими детьми; те пообещали ему, но никому не рекомендовали; он ту же просьбу повторил учителям, которые особенно хвалили его прилежание. Один из них усмехнулся и заметил:

– Раненько, батенька, задумали! Кто же пригласит в учителя гимназиста четвертого класса!?

Другой прямо сказал, что не обещает:

– У меня знакомых студентов много, – объявил он, – им это нужнее, чем вам.

Раз Илюша в грустном раздумье сидел у себя в кухне. Он кончил учить уроки, читать ему не хотелось, и он невольно прислушивался к разговору в соседней комнате. Петра Степановича не было дома: там сидели Сергей Степанович и молодой доктор Курицын, приятель обоих братьев.

– Я, право, удивляюсь вам, Сергей Степанович, – говорил доктор, – неужели вы имеете так мало влияния на брата, что не можете уговорить, заставить, наконец, пожалеть себя, отдохнуть. Он положительно заболевает… Да и немудрено! Сколько ему приходится работать для его книги, а он еще берется сотрудничать в журналах!

– Что же тут делать, – отвечал Сергей. – Сочинения брата превосходны, все их хвалят; но они слишком учены, немногие покупают их, вот он и сотрудничает в журналах, чтобы зарабатывать деньги.

– Он из-за этих денег положительно убьет себя! – с досадой воскликнул доктор. – А на себя ведь он почти ничего не тратит!.. Опять-таки скажу, Сергей Степанович, вам следует позаботиться об этом, пока не поздно. Вы живете с ним вдвоем, отчего же зарабатывает средства к жизни он один?

– Э, полноте, – с неудовольствием возразил Сергей, – вы мало знаете брата! Если я брошу университет и стану с утра до ночи работать за деньги, это нисколько не облегчит жизни брата. Он отличнейший человек, но у него иногда престранные фантазии. Выдумал теперь воспитывать мальчишку, хочет сделать из него ученого… Вы думаете, это дешево стоит? У него ведь для этого мальчишки ни в чем отказа нет! Вчера, смотрю, купил ему галоши, а у самого на сапогах дырки!

– Да, вот еще дармоед у него на шее! – проворчал доктор.

Илюша чувствовал, что вся кровь прилила к щекам его при этих словах. Да, это правда, он дармоед, всякий имеет право сказать это, всякий имеет право попрекнуть его, что ради него трудится через силу, до болезни, умный хороший человек.

В передней раздался звонок. Мальчик пошел отворить: это оказался рассыльный из типографии, в которой печаталась книга Петра Степановича. Ему нужно было получить несколько листов рукописи, и так как Петра Степановича не было дома, то он пока подсел побеседовать с Илюшей. Они были давнишние знакомые. Федот Ильич, человек веселый и разговорчивый, давно расспросил мальчика о всех подробностях его истории и, в свою очередь, рассказал ему, как производится печатанье книг и как ведется работа в типографии.

Так как рассказы его были очень многословны и сбивчивы, да кроме того повторялись по нескольку раз, то Илюша обыкновенно слушал их довольно рассеянно; но на этот раз он встретил гостя очень любезно и сам стал расспрашивать его, трудно ли работать в типографии, много ли может заработать хороший работник и принимают ли туда мальчиков.

– Принимать-то принимают, только не платят им ничего первые года два, пока они научатся, а как научатся, – ну, тогда могут порядочно заработать. Вот у нас, к примеру сказать, Василий Макаров, так он в прошлом месяце пятьдесят рублей заработал, а нынче запил, и запил-то с чего…

Илюша предчувствовал бесконечную историю про пьянство Василия Макарова – историю, уже слышанную им дважды, и поспешил перебить рассказчика.

– А если мальчик научится раньше двух лет, ему будут платить? – спросил он.

– Нет, уж этого правила у нас нет. Два года полагается всякому на обученье. Ну, конечно, на все хозяйская воля: захочет хозяин, может хоть сейчас жалованье дать. У нас, к примеру сказать…

И пошла длинная история об одном пятнадцатилетнем мальчике, набиравшем лучше взрослых и получавшем столько же, сколько они.

– Да ты чего это расспрашиваешь, – полюбопытствовал Федот Ильич, – уж не хочешь ли к нам поступить?

– Очень, очень бы хотел, – отвечал Илюша.

– Ишь ты! Верно, ученье надоело, или барину не потрафляешь?

– И ученье надоело, и барину не потрафляю, – отвечал Илюша, не желавший пускаться в откровенность со своим собеседником. – Очень бы хотелось мне уйти отсюда да жить своим трудом. Помогите, Федот Ильич, мне пристроиться как-нибудь к вам в типографию, только не бесплатно…

– Ну, само собой! Вот ведь, к примеру сказать, у нас есть мальчик…

В заключение всех длинных историй Федота Ильича оказалось, что он может оказать покровительство Илюше: он был земляк и приятель главного наборщика, которым хозяин очень дорожил и по просьбе которого он мог назначить мальчику жалованье раньше положенного срока. Решено было, что на следующий же день Илюша придет в типографию знакомиться с наборщиками, Федот же Ильич заранее попросит о нем своего приятеля. Илюша не хотел ничего говорить о своем намерении Петру Степановичу: он боялся, что тот или станет отговаривать его, или просто запретит ему поступать в типографию.

«Да и как мне ему объяснить, отчего я поступаю туда? – думал мальчик. – Сказать: „У вас для меня нет денег“, – он рассердится или рассмеется и скажет, что это неправда, а я ведь знаю, что правда». Федот Ильич пообещал хранить тайну мальчика, и в этот вечер Илюша чувствовал себя таким веселым и довольным, каким давно уже не был.

В гимназии у него в это время шли переходные экзамены из четвертого класса в пятый; но экзамены эти волновали его гораздо меньше, чем вопрос о том, примут ли его в типографию. Почти каждый день забегал он к Федоту узнать, как обстоит дело, но все не получал никакого решительного ответа. То хозяина не было в городе, то наборщику некогда было переговорить с ним, то он не обещал ничего положительного…