Пираньи Неаполя - Роберто Савьяно

Потянулись обычные дни. Про историю с цыганом больше никто не вспоминал, но все ждали какой-то вспышки, чтобы снова вытащить ее на свет. Масла в огонь подлил сам Министр. Мать заставила Драго поехать к отцу в тюрьму. Уже год как они общались только через пуленепробиваемое стекло и переговорное устройство. Нунцио Стриано по прозвищу Министр сидел в тюрьме строгого режима, 41 bis.

41 bis – это саркофаг. Все под контролем, постоянный мониторинг. Камера неустанно наблюдает за тобой – утром, днем, вечером, ночью. Ты не можешь выбирать, какую телепередачу посмотреть, какую газету или книгу получить. Все проходит цензуру. Фильтруется. По крайней мере, так положено. Встреча с родственниками раз в месяц, через перегородку из пуленепробиваемого стекла. Под ней – цементная стена. И переговорное устройство, все.

Всю поездку Драго молчал. Тишину прерывал лишь звук поступающих на телефон сообщений. Николас хотел знать, доехали ли он, говорил ли уже с отцом и что тот думает об этой истории. Николас чувствовал, что решение близко, но не знал, где его найти.

Драго увидел помрачневшее лицо отца и понял, что тому известно все.

– Ну, Луиджи, как дела? – Отец старался говорить сурово, но в голосе чувствовалась плохо скрываемая нежность. Он прислонил ладонь к разделявшему их пуленепробиваемому стеклу.

Драго положил ладонь на ладонь отца. Стекло было холодным.

– Хорошо, па.

– Я слышал, ты едешь в Румынию, а отец с матерью ничего не знают? Ты сам теперь принимаешь решения?

– Нет, па, ну, я не хотел ехать в Румынию вот так просто…

Никто не учил его шифроваться, и даже если он чего-то не понимал в разговоре, он знал, как переспросить. Драго наклонился к самому переговорному устройству, словно так фразы отца станут более понятными для него: – Просто Николас хочет, хоть лопни, поехать туда, говорит, что это полезный опыт.

– То есть ты едешь в Румынию, оставляешь мать одну, и я тут буду волноваться… – Отец сверлил взглядом стекло, и если бы он мог разбить его, то надавал бы сыну затрещин.

– Он предложил мне ехать вместе, когда мы были в Позиллипо, в одном ресторане, совсем пустом, а Николас сказал еще, что все едут в Румынию, потому что там весело, а тут в заведениях голяк. Ну, он меня позвал с собой, ведь одному в Румынии страшно. Говорит, что его там схватят… – Драго замолчал. Отец тут же подхватил:

– При чем тут голяк и Румыния? Ничего, слышишь, ничего между ними общего. И потом какое тебе-то дело до пустых ресторанов? Какое тебе дело, куда едет Николас? А? Какого черта!

Драго хотел ответить, что ему вообще плевать, что это все затеял Николас, что он приблизил его к себе, закрыв глаза на кровь предателя, “пентито”[18]. Конечно, у Николаса был свой интерес: связь с одним из крупнейших кланов Системы давала ему определенные санкции. Но Драго чувствовал себя простым солдатом, хоть и дворянских кровей, и вся эта заварушка из-за какого-то кабинета в ресторане казалась ему напрасной потерей времени. Он подыскивал слова, чтобы зашифрованно передать отцу эту мысль, но Министр решил закончить разговор:

– Скажи своему другу, что он ничего не понимает в туризме и клиентах. Они бросают рестораны не потому, что хотят оторваться в Румынии. Рестораны бросают потому, что не справляются. Все подорожало.

– Не справляются? Подорожало? – переспросил Драго. Но Министр вместо ответа постучал костяшками пальцев по стеклу, будто хотел ударить сына. И Драго ничего не имел бы против этого удара. Однако отец уже повернулся к нему спиной, они даже не попрощались.

– Значит, Министра в гробу закрыли? – спросил у вернувшегося из тюрьмы Драго Чёговорю.

– Да.

– И никого к нему не пускают?

– Только родных, раз в месяц.

– Чё говорю-то, а прогулка?

– Ну часик. То с одним, то с другим. Максимум три-четыре человека.

– И разговаривают?

– Разговаривают, да, но эти уроды ставят везде прослушку. Отец теперь, как говорящий кроссворд, поди разбери, что он хотел сказать! – И Драго передал друзьям слова отца.

– Не справляются? Подорожало? – повторил Николас и повернулся к Чёговорю: – Значит, не справляются? Все подорожало?

Чёговорю чувствовал себя виноватым. Это его отец дал ошибочную наводку, теперь настал черед сына разгадывать загадку. Он предложил отцу подкинуть того на скутере до Борго Маринари и, пока они ехали по набережной Караччоло, решил завязать разговор:

– Эй, па, ну ты и подставил меня с этими цыганами.

– Что? – Отец старался перекричать шум дорожного движения.

– Это не цыгане, так Министр сказал.

– Черт, вы и Министра сюда впутали! А ему откуда знать? Он же в тюрьме.

– Он Драго сказал, что цыгане ни при чем, и еще произнес какую-то фразу вроде “И туризм мимо”.

– Туризм?

– Я чё говорю… Министр сказал, что мимо, что туристов нет в ресторане не потому, что все едут в Румынию, а потому, что дела идут плохо, цены выросли. А Драго ничего не понял. Разве “Новый мараджа” отстегивал кому-то деньги?

Отец рассмеялся так, что сын чуть не потерял равновесие.

– Папа, чё говорю, при чем тут это?

– А при том… Вы не в курсе, их крышует частная охрана, ей они и отстегивают.

– Частной охране?

– Значит, они попросили прибавку и не получили, поэтому крыши у них больше нет.

Чёговорю поддал газу, обогнав две машины разом, перерезал дорогу зазевавшемуся фургону и свернул в узкий переулок. Высадив отца у дверей ресторана, он нажал на газ, но через несколько метров резко затормозил, подняв облако пыли и обдав черным едким дымом двух сидевших за столиком туристов, повернулся к отцу:

– Спасибо, мне надо ехать. – И сорвался с места.

Чёговорю написал Николасу толкование отца, обсудил его с Драго. Слова Министра теперь стали понятны. Нужно было поговорить с Оскаром, но тот не отвечал. Николас решил поехать к нему домой, время двигалось к полуночи. Оскар жил в двух шагах от “Нового мараджи”, как он говорил, не отходя от работы. Из прикрытых ставень окон второго этажа пробивался свет. Николас нажал на кнопку домофона, намереваясь звонить до тех пор, пока не откроют. Тишина. Никакого ответа. Даже “пошел отсюда”. Тогда он сложил руки рупором и закричал:

– Это не Копакабана! Это не цыгане! Это агентство “Пума”, охранники из агентства “Пума”…

Ставни вмиг распахнулись, в окне появилась женщина в домашнем халате, крикнула, чтобы он замолчал, и снова исчезла в комнате. Прежде чем заорать снова, Николас дал им десять секунд и начал считать: “Один, два, три…” На девятой секунде раздалась металлическая трель и дверь открылась.