Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - Александр Хлевов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хальвданом Эйстейнссоном Щедрым на Золото и Скупым на Еду завершается история Инглингов в нашем изложении. Это не означало пресечения династии. Просто наступили новые времена, характеризовавшиеся началом массового движения в Западную Европу и многотысячными походами за рубежи скандинавского мира. Трудно при этом заметить сколько-нибудь существенные перемены во внутренней жизни скандинавских стран. Вышеприведенное не должно заслонять от нас того обстоятельства, что отчетливое осознание государственного единства, монархической власти и некой унификации было в принципе чуждо людям того времени. Снорри, Саксон и другие, писавшие свои труды в эпоху становящегося централизованного государства и единой королевской власти, навязывали представление о централизации предшествующим временам. В действительности никаких династий, владевших всеми землями свеев, данов или норвежцев, не было и не могло быть. Племенные княжения были гораздо более локальными, и лишь изредка возникали формы более пространного объединения. Устойчивая власть династии на большой территории — конструкт средневекового книжника, экстраполированный на прошлое и ему навязанный.
Единственное, что может в действительности отделить эту эпоху от предшествующих, — это первые, пока еще достаточно робкие, попытки создания государств, объединяющих довольно значительные по тем временам территории, причем не только в рамках древних племенных границ, но и на межплеменной основе. Претензии наиболее амбициозных правителей начинают простираться на сопредельные им земли — те, на которые не распространялась власть их предшественников. Возникает — и это вдвойне удивительно на фоне слабости протогосударственной власти, ее институтов, отсутствия традиций — тенденция объединения под одной рукой не просто собственных фюльков, не просто присоединения к ним нескольких клочков земли соседа, — нет, конунги VIII в. претендуют на поистине общесеверный масштаб своей власти. Именно это столетие породило несколько относительно успешных опытов создания межплеменных «империй», из которых наибольших масштабов, размаха и значения достигло объединение земель под рукой Ивара Широкие Объятья. Пожалуй, именно это обстоятельство — и только оно одно — позволяет нам говорить о некой качественной границе исторических процессов, пролегшей по VIII столетию. Иных «разломов» в скандинавской истории в этот период не наблюдается. Последний из них пришелся, судя по всему, на V–VI вв., когда на первый план вышел феномен морского похода — «викинга».
Быть может, самое существенное европейское событие, которое поставило относительно непреодолимую преграду между Севером и Югом, — крещение в 804 г. континентальных саксов, последовавшее после окончания тридцатилетних войн Карла Великого. Этот акт, оторвавший от континентального «плаща» германских племен последний языческий лоскут, создал надежную преграду между католическим континентом и языческими полуостровами. Преграду, которая, несмотря на все старания миссионеров уже начиная с первой половины IX в., оставалась практически непреодолимой и несокрушимой. Эта преграда фактически была совершенно эфемерна, ибо лежала в сфере идеологии, однако именно это делало ее столь прочной и несокрушимой. Только к концу XI в., с окончанием походов викингов, крещением всей Скандинавии и истинным объединением Европы, сопровождавшимся переходом ее к внешней экспансии, преграда эта рухнула окончательно, оставив, однако, по себе многочисленные памятники и реликты.
Хочется отметить, что история Скандинавии I–VIII вв., реконструируемая по письменным источникам, не является, по крайней мере в основной своей части, стопроцентной истиной. Да мы и не стремимся к ней относиться таким образом. Литература, посвященная критике источников и историко-литературным исследованиям, практически необозрима (112; 592) и не дает нам права утверждать что-либо со всей определенностью. Однако в той традиции, которая дошла до нас, запечатлены как исторические события, концентрация которых даже на общеевропейском фоне «темных веков» беспрецедентна, так и отпечаток их восприятия самими скандинавами относительно близких к этому времени эпох. Это особенно важно. Культура, собственно, и начинается с саморефлексии, и восприятие прошлого, его образ порой значат для нас так же много, как и оно само. К тому же, в конце концов, это единственная положительная историческая информация, которой мы располагаем. И проигнорировать ее было бы крайне нерационально.
Устойчивая зависимость человеческих коллективов от окружающей их природной среды обусловлена, прежде всего, биологической природой человеческого организма. Абсолютная заданность и предопределенность этой природы вынуждают сообщества людей находиться в известных и достаточно узких — с точки зрения физики — пределах, которые допускают само их физическое выживание и воспроизводство. В то же время поверхность Земли почти повсюду допускает (за редким исключением) существование человека, в силу чего большинство пространств суши было освоено еще в древности.
Известно, что первые цивилизации возникают в сравнительно теплых и благополучных, с точки зрения наличия ресурсов, регионах. В то же время также давно подмечено, что оптимальным для бурного и устойчивого развития общественного, материального и культурного прогресса является умеренный климатический пояс. С одной стороны, он дает социумам, его населяющим, относительно адекватное количество ресурсов. С другой — населяющая его общность постоянно находится под определенным давлением среды, не катастрофическим, как правило, но все же достаточно ощутимым для того, чтобы не позволять общности «расслабляться». Иными словами, в умеренном поясе природа, предоставляя материальную основу существования, параллельно постоянно воспроизводит стимулы для совершенствования культурных институтов, преобразующих эту основу в потребляемые блага. Поощряя, природа постоянно угрожает. Европа, наиболее последовательно подпадающая под данную характеристику, самой логикой истории, а вернее, логикой географии, была предназначена к своей культуртрегерской миссии в течение II тыс. н. э.
Блестящая характеристика географической составляющей исторического процесса принадлежит перу Ф. Броделя:
«Человек — пленник своего времени, климата, растительного и животного мира, культуры, равновесия между ним и средой, создаваемого в течение столетий, равновесия, которого он не может нарушить, не рискуя многое потерять. Посмотрите на сезонные перегоны овец в горы, характерные для жизни горцев, на постоянство некоторых экономических форм деятельности жителей приморских районов, связанное с биологическими особенностями побережья, взгляните на устойчивость местоположения городов, на постоянство путей сообщения и торговли, на удивительную прочность географических рамок цивилизации. С тем же самым постоянством и устойчивостью мы сталкиваемся и в области культуры…системы культуры, которая продолжила в видоизмененных формах латинскую цивилизацию Поздней империи, основанную в свою очередь на больших культурных традициях…Вплоть до XIII и XIV веков, вплоть до возникновения национальных литератур, цивилизация, основанная интеллектуальной элитой, жила теми же самыми темами, теми же самыми сравнениями, теми же самыми общими местами и штампами» (5; 124).