Покинуть Париж и уцелеть - Алена Белозерская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она всегда бегала по мужикам, конечно, скрывала это. Но я-то все знал, оттого и страдал. А застрелилась она… – Он сделал глоток прямо из графина, пошатнулся и прислонился к стене, боясь растянуться на полу. – Не думаю, что Марина сама нажала на спусковой крючок.
– Что?! – вскричала Полина, вскочила с места и подлетела к потерявшему реальность, уже ушедшему в мир пьяных фантазий Шемесу.
– Такая красивая женщина, как она, не могла уйти из жизни столь безобразным способом. Только не выстрел в голову. В сердце, куда угодно, но не в висок. Она же снесла себе половину головы, – Шемес скривил пальцы у груди и сморщился. – Я выблевал все, что ел неделю назад, когда увидел ее труп. А повариха визжала так, что было слышно за Полярным кругом, – уже прошептал он и медленно опустился на пол.
Полина повернулась к Ромашке, который подошел к боссу и забрал из его рук графин с виски.
– Глеб, о чем он говорит? – спросила она.
– О том, что Марину Анатольевну убили, – невозмутимо ответил молодой человек.
– Я слышала! – негодующе воскликнула Полина и вовремя отскочила в сторону, так как Шемес, глухо застонав, повалился на бок.
Его начало рвать на прекрасный вишневый пол густой тошнотворно воняющей желчью.
– Мадам Матуа! – Глеб взял Полину под руку и повел к двери. – Мне жаль, что вы увидели Андрея Адамовича в таком жутком состоянии, – его голос был полон искреннего сожаления, кроме того, в нем звучало беспокойство, в особенности когда бросал короткие взгляды в сторону Шемеса, лежащего на полу и содрогающегося в рвотных позывах.
– Вам нужна моя помощь? Если хотите, я останусь.
– Уверен, что справлюсь сам.
– Я позвоню вам завтра, – пообещала Полина.
– Мне? – в глазах Глеба сверкнула насмешка. – Или Андрею Адамовичу?
Полина решила не вызывать такси и задумчиво побрела к дому Романа, спрятав лицо от холодного порывистого ветра в мягкий воротник шубы. Из головы не выходили слова Шемеса о том, что Марину убили. Неужели он сделал заключение об убийстве только на основании того, что женщины-самоубийцы редко стреляются? Полина внезапно остановилась, вспомнив, что читала исследования американских ученых, утверждающих, будто способ самоубийства зависит от пола. Что женщины чаще режут себе вены или глотают снотворное, нежели используют пистолет, так как заботятся о том, насколько красивыми будут выглядеть, лежа в гробу. «Боже! О чем я думаю?!» – щеки Полины вспыхнули от смущения, она глубоко вздохнула, отгоняя странные мысли, но они не покидали ее, навязчиво преследовали до самого дома Романа, до которого она добралась незаметно для себя.
Присев на скамейку, Полина посмотрела вверх, пытаясь определить, за каким из окон готовит ужин Роман, и снова погрузилась в размышления. «Может, сам Шемес убил Марину за измены, а теперь рыдает как сумасшедший, делая вид, что раздавлен горем?» – она поджала губы и покачала головой. Какой смысл Шемесу устранять Марину физически, если можно развестись? Тут же вспомнились брошенные Аллой слова, будто она все еще приходится женой Шемесу. «Как такое может быть? Марина носила обручальное кольцо. И я присутствовала на церемонии бракосочетания. Черт! Это было венчание, но не гражданская регистрация». Полина нахмурилась, вспомнив, что современные правила Русской православной церкви не позволяют венчать людей до регистрации их брака в загсе. Якобы это делается, чтобы убедиться, серьезны ли намерения брачующихся. И тут же усмехнулась своей наивности. Не сама ли она несколько раз устраивала подобные «венчания без штампа» для клиентов VIP-life concierge? Помнится, один особо предприимчивый господин обвенчался и с женой, и с любовницей, правда, сделал это в разных городах во избежание слухов. А уже через полгода попросил Полину организовать недельный отпуск в Индийском океане для себя и очередной подруги, которая на островах превратилась в «третью» жену, посадив вместе с «супругом» кокосовую пальму как символ вечной любви и произнеся свадебные клятвы, переставшие действовать сразу же после приземления самолета в Домодедово. Но если Шемес и Марина фактически не были женаты, то почему Марина об этом и словом не обмолвилась? На правду в словах Аллочки указывало и то, что Марина не сменила свою девичью фамилию, так и оставшись Маргулис. Однако это не имело никакого отношения к ее самоубийству.
«А если Маринку застрелил любовник? – пронеслось в голове. – Тот, с которым я видела ее в Люксембургском саду?» Полина встревоженно вскочила, но быстро остыла, понимая, что напрасно накручивает себя. «Поговорю с Шемесом, когда он протрезвеет, – решила она и направилась к дому. – Пусть объяснит, кто загадил ему голову подобными нелепыми предположениями». Поднявшись наверх, она бесшумно открыла дверь и, присев на мягкий пуф, с улыбкой прислушалась к мелодии, разносившейся по просторным комнатам. Роман с чувством подпевал барышне, жалующейся миру на неудачи в любви, затем выглянул из кухни, почувствовав, что находится в квартире не один, и виновато проговорил:
– Прости, сейчас выключу.
– Зачем? – удивилась Полина. – Я не в трауре.
– Но… – замялся Роман. – Ты злишься на нее. Это пройдет, – уверил он, помогая снять шубу. – А теперь – ужинать.
Полина вспомнила о Шемесе, который лежал на полу в рвотных массах, и, тяжело сглотнув, покачала головой.
– Я не голодна. Но от бокала вина не откажусь.
* * *
Глеб протянул мокрое полотенце Андрею Адамовичу, которого несколько минут назад вывел из ванной комнаты и уложил в постель. Шемес протер лоб и подбородок, с облегчением откинул голову на подушку и глубоко вздохнул.
– Неловко перед Полиной, – дрожащим голосом проговорил он. – И перед тобой.
– Выпишете мне премию. Большую, – добавил Глеб, вспомнив, как долго возился с боссом в ванной, а тот, вместо того чтобы с благодарностью позволить себя умыть, отмахивался всеми конечностями и плевался оскорблениями.
– Непременно, – пообещал Шемес и еще раз с наслаждением протер прохладным полотенцем лицо. – Что я наговорил ей?
– Завтра узнаете, – Глеб подошел к Шемесу и дотронулся пальцами до лба. – У вас высокая температура, Андрей Адамович. Глаза пожелтели и кожа. Нужно вызывать врача.
– Обычное пищевое отравление. Не нужно врача, отлежусь до завтра. Завари мне лучше крепкий чай.
– Чай не поможет. Я все-таки позвоню вашему доктору.
– Не перечь мне. Уходи.
– Тогда я позвоню Инге, вашей дочери…
– Ты же знаешь, что она не приедет, – застонал Шемес в подушку и затрясся в ознобе. – И это моя вина.
– Раньше следовало себя жалеть, – сорвалось у Глеба с языка, и он вжал голову в плечи, ожидая неминуемого наказания за подобную откровенность, однако ее не последовало. – Андрей Адамович, – позвал он Шемеса, который, казалось, провалился в беспамятство.
– Что? – вздрогнул тот и поднял на Глеба затуманенный взор.