Ричард Длинные Руки - Гай Юлий Орловский

– Асмер, посмотри, что у него с пузом. И в плечо гарпия его успела, успела...

Асмер, не слезая с коня, по-хозяйски повернул меня, оглядел, хлопнул по здоровому плечу.

– Царапины... А как она издохла?

– А вот этот... этот ее просто задушил в объятиях.

– От нежности? – переспросил Асмер. – У тебя крепкие руки, парень...

Они переглянулись с Бернардом. Подкатила повозка, Асмер сочувствующе развел руками:

– Новые рубахи не везем. Придется заштопать эту.

Бернард окинул меня хмурым взглядом.

– Так рубах не напасемся. Надо его прикрыть кожаным доспехом. Или хотя бы латами.

На привале Асмер вытащил и разложил на траве нечто, похожее на украшенную металлическими бляшками конскую упряжь. Я не сразу узнал рубашку с короткими рукавами из толстой кожи.

– Против меча или топора не выстоит, – объяснил Бернард как придурку, – но скользящий удар или вон как сейчас тебе пузо когтями... это минует!

– Одевай, – подбодрил Рудольф.

Остальные молча наблюдали, как я неуклюже влез в эту сбрую, где добавочные ремни на поясе, двойные полоски кожи на плечах и спине, мелкие железные пластинки на груди. Наконец я одернул на себе эти кожаные латы, или доспехи, повернулся перед Бернардом.

– Все правильно?

Он покачал головой. В глазах было удивление.

– Ну, парень... Взглянуть бы на твоих родителей! Это же доспехи самого Гарлака!..

Я не знал никакого Гарлака, но Рудольф пояснил:

– Гарлак был здоровенным дядей. А его доспехи на тебе, как собственная кожа. Даже того... я бы еще добавил пару пальцев на плечи.

После обеда в пути я догнал Бернарда. Каменное лицо гиганта было совсем мрачным.

– Отродясь такого не было, – проворчал он. Я сперва не понял, к чему это, потом вспомнил причитания уцелевшей женщины. – Короток человечий век, короток... А память еще короче. Было... Еще как было!

Я спросил осторожно:

– Даже на этих землях?

Бернард хмыкнул:

– А то как же!.. Но те, кто пришел первыми, были сильны и отважны, а помыслами чисты. С легкостью побивали мразь, теснили нечисть и не успокоились, пока последняя не была посечена мечами и сожжена на чистом огне. С той поры здесь жили мирно и счастливо. Но, как видишь, люди обленились, начали забывать высокие истины, а слово божье превратилось в пустой звук. Ты заметил, в каком виде у них церковь?

Я вспомнил серое обветшалое здание, мимо которого проехали, как будто это был заброшенный сарай. Крест на крыше обломан и почернел, будто в него ударила молния.

– А что церковь?

Бернард кивнул угрюмо.

– Вот и ты тоже... Ладно, Дик, оставляем тебя в следующей деревне. А то дальше за перевалом уже опасные земли. Совсем недавно там было так же мирно... но теперь всякие твари, которых раньше не было.

– А я при чем? – не понял я.

– А гибнут в первую очередь те, – пояснил Бернард почти зловеще, – кому наплевать на святую церковь! Кто не посещает обедни, кто забывает креститься, кто не знает молитв, кто смеется над святыми таинствами. А если и не гибнет...

Он внезапно умолк, перекрестился. Я некоторое время ехал молча, холодок страха шевелил волосы. Спросил осторожно:

– А что с теми?

– Лучше бы они погибли, – ответил Бернард коротко.

– А что с ними происходит? – допытывался я. Бернард покачал головой.

– Не хочу об этом говорить. Понял?

– Понял, – ответил я покорно и начал придерживать коня. – Прости, что потревожил.

За спиной послышался конский топот. Асмер догнал, поинтересовался:

– А правда, что ты гарпию задавил голыми руками?

– А что было делать? – спросил я. – Меча не было, топора – тоже.

– Гм... не знаю, помог бы топор.

Я насторожился.

– А почему нет?

– Да знаешь ли... – голос Асмера стал нерешительным. Он оглядел меня с головы до ног, заколебался, махнул рукой. – Словом, легче троих закованных в железо рыцарей сразить, чем одну такую крылатую гадость.

– Почему?

– Не знаю, но когда гарпии нападают, то руки и ноги делаются ватными. И в голове такой грохот, как будто камнедробилка заработала... Еле-еле поднимаешь щит, топор...

Я пожал плечами – камнедробилкой не удивить того, кто слушает хэви мэтал.

– Не знаю. Я ничего такого не слышал. А эта тварь... она ж не больше бродячей собаки! Я знал людей, что даже кошек боятся, крыс, мышек, пауков... хотя легко могут растоптать, расплющить...

Асмер помолчал, сказал задумчиво:

– Может быть, ты гораздо больше прав, чем догадываешься.

На привале горел костер, Асмер в ручье полоскал рубашку, Бернард пробурчал, что внизу по течению на милю вся рыба издохнет, а это ж божьи твари, грешно, священник оставил книгу и углубился в чащу. Но ушел недалеко, я увидел над зеленью кустов седые пряди с розовой плешью, потом вроде бы совсем рядом качнулось нечто серо-коричневое.

Два оленя внимательно рассматривали священника. Он что-то говорил, помогая обеими дланями, будто растирал по невидимой стене тесто. Подошел крохотный олененок, глаза большие, серьезные, с ходу попытался боднуть человека в колено безрогой головой, потом заслушался. Священник присел и, глядя ему в глаза, читал молитву, почесывал белое нежное горло. Взрослые олени смотрели без страха.

Я попятился, не люблю пугать зверей, у нас они и так запуганные, зато Бернард увидел, ахнул, заорал обрадованно:

– Патер, хватай за рога вон того, толстого!..

Совнарол даже не оглянулся, а олени вздрогнули от громкого голоса, отступили на шажок. Бернард ругнулся шепотом, а громко сказал:

– Патер, мясо кончилось!.. У нас только лепешки и малость сыра. Господь не обеднеет...

Священник ответил, не повышая голоса:

– Изыди с такими речами!.. Не поддавайся искушению диавола!

Олени пугливо прядали ушами, но не уходили, доверчиво тыкались бархатными мордами. Красиво вырезанные ноздри трепетали. Священник встал, почесал оленей за ушами. Они жмурились, томно выгибали шеи. Бернард взглядом уже освежевал всех троих, разделал мясо и жарил на углях, потом вздохнул, уже смиреннее объяснил:

– Это не я, а мой желудок искушает. Мой собственный...

Асмер подмигнул невесело, взял лук и неслышно двинулся в зеленую чащу. Священник, конечно, глуп, мелькнуло в моей гудящей голове, без мяса мы быстро теряем звериность, а без нее тут не выжить, так что проще зарезать хотя бы одного из этих оленей, а не гоняться по лесу... Но в чем-то есть это странное превосходство, превосходство тупого и необразованного священника над умом и образованием. Только на миг мне показалось именно так, я отвернулся и ушел к костру, но засело чувство, что эта мелкая заноза ухитрилась поцарапать мою толстую кожу.