Великий поход - Евгений Гаркушев

– Стучат лопасти. Или что-то в двигателе, – краем уха уловив посторонний звук, обратился я к молодому монаху.

– Не слышу звуков посторонних, лишь гул винтов, металла скрежет, – отозвался Дима. – Приборы тоже все молчат… Ведь вертолет – не та машина, что с ветром катится под горку. Здесь сбой любой в любой системе заметен сразу. Моргнуть ты не успеешь, как рухнем мы, коль неполадки в сердце мотора вдруг возникнут.

Я прислушался внимательнее. Да, действительно, звук исходил не от нашего вертолета. Его источник находился снаружи. Кто-то сильно молотил в огромный барабан.

– Поверни, – приказал я своему спутнику. – Посмотрим, что вон там, за поворотом речки.

– Зачем? – удивился он. – Ведь путь наш в сторону лежит.

– Выясним, что здесь творится. Мне не нравится… – Я не стал продолжать, так как трудно было сформулировать для китайца, что же мне не понравилось. Ощущение страха, безысходности, агрессии, разлитое вокруг? Центр событий располагался где-то в дальнем конце деревни. В той ее части, которую не видно было за скалами. Там, где бил барабан.

Дима не стал уточнять, почему я решил изменить маршрут. Он потянул рычаг, и вертолет, сделав вираж над острой, словно отточенной, черной скалой, опустился к самой реке, скользя к деревне понизу.

– Здесь и радар нам не помеха, – довольно заметил Дима. – С земли нас трудно обнаружить. Быть может, спирта все запасы в деревне этой мы изымем? Тогда до Бамиана можем лететь мы в дивной сей машине.

– Мы не на войне, – покачал головой я. – Ты, похоже, вдохновился нашими успехами в борьбе с генералом Муслихиддином. Кстати, он тоже не сделал нам ничего плохого. И экспроприация вертолета, вообще говоря, весьма недружественный шаг, на который я никак не мог бы пойти в другое время.

– А что за времена сейчас? – прикинулся чересчур наивным китаец.

– Тревожные, – ответил я словом, которое говорило многое, но ничего не объясняло.

– Муслихиддин плохого нам не сделал, – с сомнением протянул Дима. – Взглянул бы я, как ты запел бы, когда его сатрапы стальные иглы стали бы под ногти нам вгонять… Уж дай им волю – мы бы натерпелись…

Я покосился на руки китайца и обнаружил, что безымянный и средний палец на его левой руке изуродованы. Ногти были кривыми, пальцы – скрюченными. Травма после неудачного удара? Или те самые иглы, с которыми Дима уже познакомился? Нет, спутник мой был совсем не прост…

Толпа людей за поворотом появилась неожиданно Мужчины в грязных халатах, женщины в черных платках, полуголые ребятишки. На отдельно стоящей скале заливалась лаем мохнатая белая собака в черном ошейнике, напоминающая шпица. Впрочем, шпицем собака не была. Дворняга, хоть и симпатичная. Лаяла она на толпу. Время от времени кто-то из детей бросал в пса камень. Собака уворачивалась, на миг прекращая лаять, и заливалась еще громче.

Однако вовсе не из-за собаки собрались здесь крестьяне. На ровном пятачке земли был врыт черный столб с привязанными к нему веревками, к которому несколько мужчин волокли стройную девушку и внешним видом, и одеждой резко отличавшуюся от местных жителей. Русоволосая незнакомка была одета в джинсовую куртку с рукавами в три четверти, облегающие, местами порванные джинсовые брюки и белые босоножки. Она была высокой – выше многих местных мужчин. Кожа нежная, белая, слабо загоревшая даже на здешнем ярком солнце. Красивой я бы девчонку не назвал. А симпатичной – очень даже. Слегка курносый нос, высокие скулы… Очень милое, располагающее к себе лицо. Тем более дико было видеть грубое обращение, которому она подвергалась.

Девушка пыталась отбиваться от тех, кто ее пленил, но делала это вяло. На лице ее были написаны страх и усталость. Губы разбиты в кровь, на высокой скуле – кровоподтек. Густые пышные волосы спутаны. Большие ярко-зеленые глаза часто моргали.

Невменяемого вида субъект в грязном халате, закатив глаза, ритмично колотил в большой барабан, установленный рядом со столбом.

– Что бы могла означать эта сцена? – спросил я китайца.

– Девицу ту хотят побить камнями, – нехотя ответил Дима. – Не зря же волокут ее к столбу… Наверно, грех большой на ней лежит. Крестьяне выполнить хотят закон суровый, древний, страшный…

– Уверен?

– Как сказал Цао Чжи:

Только люди вокруг

Равнодушны к ее красоте.

Для кого же тогда

Улыбаться открыто и ясно?

А короткая жизнь

Приближается к горькой черте.

Способность китайца цитировать поэтов своей Родины в любой ситуации меня умиляла. Но насчет горькой черты и конца жизни – еще посмотрим!

Что же касается обычаев… Если бы они задушили ту девушку или отрубили ей голову, это было бы преступлением. А побивание камнями – древняя восточная казнь, освященная годами традиция. Но я не уважал подобные традиции.

Вертолет подлетел ближе, один из бородачей рванул девушку за руку, таща за собой, и я заметил на ее запястье выходы серого импланта овальной формы.

– Она – гражданка России, – констатировал я.

– Если бы она была местной или, скажем, китаянкой, ты бы позволил закидать ее камнями? – процедил сквозь зубы Дима.

Он даже снизошел до простой речи! Это уже о чем-то говорило…

– Нет. Но в данном случае дело принимает слишком нехороший оборот. Почему она не зовет на помощь?

– Кого? – удивился китаец.

– Своих, – ответил я. – У каждого россиянина имеется прибор экстренного оповещения об опасности. Стоит нажать кнопку – и через несколько минут в любую точку планеты прибудет помощь.

– Даже в эти дикие скалы? – не поверил Дима. – В гнездо беззакония? Здесь до сих пор в полях просторных растят чудное зелье: коноплю и опийный мак. Хоть спрос на них уже не тот, конечно… Ведь много зелий и других, соблазнов страшных…

– Сюда помощь придет в первую очередь. Именно потому, что места неспокойные, есть прямая угроза жизни гражданина. При необходимости через пятнадцать минут здесь окажется взвод десантников. А если они будут не в состоянии решить проблему, то им нужно только продержаться до прибытия роты, а потом и батальона спецназа, штурмовой авиации и бронетанковой техники.

– Хотел бы я взглянуть на высадку вашего десанта, – усмехнулся Дима. – На местных жителей это тоже произвело бы должное впечатление.

Беспокойные жители деревни тем временем начади обращать внимание на вертолет. И то – мы висели в непосредственной близости от разгоряченной толпы уже минуту. Впрочем, шум винтов в середине толпы, наверное, перекрывался воплями женщин, визгом ребятишек и утробными криками бородачей. Заметив нас, крестьяне несколько смутились. А полуголые дети оставили в покое белого шпица и принялись швырять камнями в вертолет. Хорошо, что добросить камень до машины им пока не хватало сил.

Мужчина, одетый лучше других, в синем халате с золотым поясом, бородка которого была аккуратно подстрижена, начал подбадривать своих земляков громкими криками на незнакомом мне языке. Скорее всего, на фарси. Двое мужчин, прежде безучастно наблюдавшие за тем, как девчонку тащат к столбу, подняли ружья и направили их на вертолет.