Лапочччка, или Занятная история с неожиданным концом - Анна Нихаус

– Ах, значит все-таки «снабжение»! «Родители»! Родители тебе мои понравились? Квартирка зажиточная? «С милым в шалаше» надоело уже? Ход конем сделать решила? Прав был отец, ох как прав! А откуда я знаю, что это вообще мой ребенок?

От таких слов у Валечки подкосились ноги. Она присела на диван, прислонилась к его спинке, подогнула колени и положила на них голову. По щекам покатились крупные слезы.

– Ой, пригорюнилась! – цинично оскалился Кирилл. – Ну прям «Аленушка» художника Васнецова. А знаешь, как первоначально называлась эта картинка? «Дурочка»!

– Искусствовед! – гневно выкрикнула Валечка. – Ты еще про Томаса Манна вспомни и про Кафку своего.

– Замолчи сейчас же! – гневно крикнул Кирилл.

– Это ты лучше замолчи. Терпеть уже невозможно твое словоблудие. Хочешь, я тебе сейчас тоже что-то умное процитирую? Ты хорошо это заметил – твой отец действительно был прав. И прав он был в одном: ты – не человек, ты – декоративное растение! – Валечка вскочила с постели и бросилась собирать вещи в небольшую дорожную сумку. Достала паспорт из ящика стола, положила его к себе в карман.

– Да что ты понимаешь?! – выкрикнул Кирилл.

– А что тут понимать-то? Толку от тебя никакого, вот что! Кормишь тебя, обстирываешь и даже «спасибо» никогда не услышишь. А как что случится, он сразу в позу становится – «я – не я, и лошадь не моя» и про художника Васнецова рассказывает.

– Валентина, я тебе в последний раз говорю. Я не готов к семейной жизни. И если ты не передумаешь, между нами все будет кончено!

– Ну, кончено, так кончено! – Валечка с остервенением захлопнула дверь.

Перед глазами замелькали перила, ступеньки, двери квартир. Никогда Валентина так быстро не сбегала по лестнице. Слезы застилали глаза… Во дворе она чуть было не сбила с ног Изольду Германовну. Извинившись, она хотела было бежать дальше, но соседка крепко схватила ее за руку своими костлявыми пальцами.

– Не ходи туда! – крикнула она каким-то очень грозным голосом, сверкнув безумными глазами. Ветер трепал ее седые локоны, выбившиеся из под пухового платка, что делало Изольду похожей на ведьму.

Валентина одним рывком освободилась от пальцев соседки, сжимавших ее запястье, и гневно прокричала ей прямо в лицо:

– Да куда не ходить-то? Что вы лезете вечно не в свое дело? Что вы понимаете вообще?

Изольда Германовна невозмутимо пошла дальше, словно мгновенно забыв об этом коротком диалоге. Валентина бросилась на скамью, стоящую в сквере. Зарыдала в голос. Она подвела Кирилла. Он не хочет ее больше видеть. Между ними все кончено… Этому необходимо противостоять… Необходимо…

Из окна подъезда послышалось неровное пение. Голос Изольды Германовны резонировал в бетонных стенах лестничной клетки. Ему подвывала вьюга. Она кружила снежные массы, поднимая их к серому небу. Казалось, что природа хотела быть сегодня особенно мрачной. Настолько мрачной, что трудно было поверить в предположение, что настоящий мрак создают люди. И никто иной…

*****

Местный наркоз подействовал быстро. Валечкино сердце стремительно билось. Она так отчетливо слышала свой пульс, словно сердце ее находилось не в груди, а в голове. Биение сердца заглушало даже отвратительный звук «пылесоса». Врач-гинеколог, молодая и веснушчатая, совершенно не похожая на врача, выполняя свою работу, пыталась взбодрить Валечку, но получалось как-то наоборот. Валечке хотелось зажать уши, чтобы не слышать этот слащавый голос и странный тон, которым обычно говорят с маленьким ребенком:

– А что бледненькая такая? Сейчас кончится все… Ну, где он там? А-а-а… Во-о-от, во-о-от он, родименький, сейчас мы его!

Выписавшись из гинекологии, Валентина никак не хотела идти домой. Она долго бродила по улицам, хотела заночевать у Гальки, но не застала ее дома. Валя долго сидела на подоконнике Галькиной лестничной клетки, всматривалась в наступающие сумерки, ожидая увидеть знакомый силуэт.

Пришла домой только в полночь. На кухне коммуналки горел свет. За столом сидел Кирилл с каким-то совершенно потерянным лицом. Услышав, как Валентина захлопнула дверь, он посмотрел в ее сторону. Валентина редко видела Кирилла в таком состоянии – растрепанные волосы, красные, заплаканные глаза.

– Неужели раскаялся? Поздно, Дубровский, – с саркастической улыбкой промолвила Валечка.

Кирилл не отреагировал на ее реплику. Он медленно провел ладонями по лицу и сказал:

– У отца кровоизлияние в мозг. Я только что из больницы.

– Сочувствую, – пробормотала Валечка и направилась в сторону комнаты. Она легла на постель и тихо заплакала.

Кирилл беззвучно вошел в комнату, присел на краешек дивана и сказал, положив руку на ее плечо:

– Отец хочет видеть тебя.

*****

Виктор Евгеньевич лежал на больничной постели и не услышал, как вошла Валентина. Он смотрел в потолок, но взгляд его не был пустым или озлобленным, он был каким-то… просветленным. Если бы Валечка не знала, что в этой палате лежит отец Кирилла, она ни за что бы не узнала его – от того солидного пожилого мужчины с люто сдвинутыми бровями и гневным взглядом не осталось ничего. На постели лежал человек с абсолютно преображенным иконоподобным лицом, на его губах сияла умиротворенная улыбка.

Валечка сделала шаг к постели, Виктор Евгеньевич повернул голову в ее сторону:

– Валенька, – сказал он кротким и восторженным голосом, – ко мне заходил Яков Илларионович и очень просил передать вам привет.

– Я не знаю такого человека.

– Ну как же, как же, Яков вас очень хорошо знает и очень хорошо о вас отзывался.

– Яков… Яшка? Вы не могли видеть его, он погиб несколько лет тому назад!

– Нет, нет, Валенька, вы что-то путаете. Я же видел его вот здесь, в этой комнате. Очень импозантный мужчина, черноглазый, чернокудрый, ну словно сошел с картины Врубеля… Мы говорили с ним о живописи Возрождения и о поэзии романтизма… Очень интересный человек – утонченный, начитанный… Я и не знал, что у вас такие знакомые…

Валечка внимательно посмотрела на Виктора Евгеньевича. Тот смотрел на нее глазами, полными восторга. Неужели он говорит правду? Неужели весть о смерти Яшки, полученная ею тогда от матери, оказалась ошибкой?

После визита к отцу Кирилла Валечка бросилась к телефону. Номер матери в Медвежьегорске не отвечал. Валечка стала набирать петрозаводский номер сестры:

– Лидка, мать говорила, что Яшка разбился на мотоцикле… Она ничего не перепутала?

– Нет, он точно погиб. Года три тому назад. Про это и газеты писали. У меня даже заметочка где-то осталась.

– Лид, ты можешь мне ее найти? Это очень важно, слышишь?

Неделей позже Валечка получила от сестры письмо. Она открыла конверт и достала из него вырезку из Медвежьегорской местной газеты, сообщающей о Кочане Якове Илларионовиче 1950-го года рождения, водителе мотоцикла «Кавасаки», разбившегося на трассе Вологда – Медвежьегорск 26 октября 1989 года. На полях пожелтевшей газеты Лидка приписала: «родственники похоронили Яшку в Петербурге на Серафимовском кладбище».

*****