Кровь и почва - Дмитрий Старицкий

У всех мною расстрелянных мятежных офицеров все имущество было отобрано в императорскую казну. Чем высшая власть подтвердила правильность моего поступка, хотя на словах и осудили меня за «излишнюю поспешность и неоправданную жестокость». В наказание император не захотел видеть меня в своей гвардии и на глазах у всех порвал уже подписанный указ о присвоении мне чина гвардейского подполковника.

Не очень-то и хотелось.

А то, что мне было высочайше предписано сопроводить герцога домой и заниматься в Реции развитием аэропланов даже порадовало. Кому это могло показаться и опалой, а для меня так поощрение.

Жизнь в городе быстро вошла в привычную колею, будто никакой войны на улицах столицы не было. Улицы от мусора аккуратно убрали. Как и отдраили шоссе от «гвардейского фарша». Павших похоронили без торжественной помпы. Открылись лавки и рестораны, заработали театры и варьете. Толпы фланировали по улицам ради моциона. Разве что ребятки Моласа тихо стелились по всему городу в партикулярном платье и периодически кого-то вытаскивали из домов в наручниках и отправляли в замки скорби на каретах без опознавательных знаков. Но делали они это аккуратно, не привлекая излишнего общественного внимания. Так что кроме тихих слухов никакого бурления дурно пахнущих субстанций не наблюдалось.

Наконец-то прибыли огемские части с Восточного фронта с бронепоездом и новоиспеченный монарх с облегчением вздохнул полной грудью. Они-то и стали костяком новой императорской гвардии. Бисер верил теперь только своим. И из этой обоймы я пока еще не выпал, несмотря на видимость монаршего неудовольствия мною. Но я давно понял что император, король, герцог — любой монарх это в первую очередь актер. И главное в придворной жизни, это верно угадать сегодняшнюю аудиторию, на которую играет венценосный фигляр.

Зайдя в палату герцога, император поставил Ремидия перед фактом, что он желает видеть в столице в составе своей лейб-гвардии роту рецких горных егерей, роту штурмовиков и роту бронеходов, чтобы не только огемцы были в его гвардии.

Удетский кирасирский полк Бьеркфорта уже стал гвардейским. В две традиционные батареи гвардейской конной артиллерии личный состав также набирают уже из его корпуса из отличившихся на фронте артиллеристов.

Из старой императорской гвардии остался только батальон дворцовых гренадеров, из тех, кто охранял Охотничий замок в день покушения и старый город, и не примкнули к инсургентам.

Как и первыми прибежавшие ему на помощь гвардейские инженеры.

И еще те гвардейские части, которые находились на Восточном фронте, как непричастные к бунту.

Дворцовые гренадеры Старого города, как положено по уставу охраняли императорский дворец и не пустили туда Тортфорта во время восстания. Вот меня и держали за фалды, чтобы я с ними случайно не начал войну.

И от остальных электоров будет в его гвардии по роте, исключительно набранных из фронтовиков. Желательно орденоносцев. На добровольной основе. Контрабасы, в общем, теперь в императорской гвардии служить будут.

Всего по роте. Хитрец у нас император.

Ремидий на это ответил, что своих гвардейцев, кто с ним здесь он вот так вот, за здорово живешь, не отдаст, но на их базе сформирует Бисеру верные рецкие части императорской гвардии. Чуть позже. Дома.

Я как раз проведывал своего сюзерена и как свидетель этой сцены понял, что все же что-то надо Бисеру дать сразу. Помня, что тот давно фанатеет на бронетехнике добавил, что четыре пулеметные танкетки мы можем оставить ему прямо сейчас. Но для города будет намного лучше, если я сделаю для гвардии броневики на колесном ходу, чтобы они не так портили столичные мостовые как гусеничные машины. И потом заменю те, что оставляю. Они делались для чистого поля и дикого грунта.

Потом император стал заикаться, махнул рукой и, приказав, чтобы я зашел к нему на следующий день, ушел к себе в палату отдыхать. Устало его императорское и королевское величество.

Через неделю после подавления мятежа Ремидий мне выдал кожаный тубус, в котором находилась ввозная грамота барону Люку Тортфорту двух лет от роду на мызу восточнее Риеста в условное владение от рецкого герцога. Господский дом. Рощи олив и цитрусовых. Арбузные бахчи. Собственный морской причал. Две деревни арендаторов — садоводов и рыбаков. Опекуном до совершеннолетия владельца поместья назначалась его мать — баронесса Илгэ Тортфорт, урожденная графиней Зинзельфорт. На юного помещика накладывалось обязательство за это поместье служить в герцогской гвардии с шестнадцати лет.

— Старые хозяева претензий выдвигать не будут? — обеспокоенно спросил я.

— Нет их. В горах погибли еще в начале войны. Оба. Наследников нет. Отошло ко мне как выморочное имущество, — успокаивающе махнул рукой герцог. — Ты уж меня, сынок, совсем за слабоумного не считай. Мне только ноги отдавило, но не голову. Кстати, когда мне коляску сделаешь? А то я себе уже все бока отлежал.

— Скоро уже, ваша светлость, — заверил его я.

Коляску для Ремидия мне действительно делают в здешних мастерских. Дольше всего пришлось материалы подбирать. Дефицитный дюраль из императора выбивать. Да еще в трубах. Запатентовал я ее конечно, но также как и с костылями отказался от премии и отдал патент в дар армии для увечных воинов — инвалидов войны. Название ей острословы сразу приклеили «тачанка Кобчика».

— Подойди ближе, Савва, я тебе подзатыльник дам на правах отца. Сколько надо говорить…

— Прости, отец, но… трудно мне вот так сразу перестроиться.

— И от графского титула ты зря отказался, — брюзжал Ремидий. — Ох, как он тебе он будет нужен, когда придет время, тебе на мой трон садиться. Остальных баронов локтями расталкивать…

— Отец, ты же знаешь мою позицию. Я надеюсь, что твои внуки меня переживут. На троне Реции должна сидеть кровь Отона.

— Тогда что ты хочешь? Только сам. Честно. И за других даже не проси больше. Обижусь.

— Разве что пару нефтяных вышек. И место для небольшого нефтеперерабатывающего завода. Скоро мне потребуется много бензина, а его не делают.

— А у тебя губа не дура, — хмыкнул герцог. — Не дам.

Видно крайнее удивление было написано у меня на лице.

— Нефтяники в герцогстве это картель, Савва, — пояснил Ремидий. — Очень тесный картель. И ревнивый. Сожгут они твои вышки. И я не защищу. Сделаем по-другому. Есть земля. Голая земля. Далековато от основных нефтяных полей, но там есть нефть. Светлая и прозрачная. Очень неглубоко. В десятиметровом колодце она быстро скапливается толстой пленкой на воду. Пить такую воду нельзя. Так что там никто никогда не селился. Какая жизнь без воды? Река относительно далеко. Но ты, же можешь водопровод провести как в Калуге.

Герцог мне задорно подмигнул.

— Или наоборот, — улыбнулся я в ответ, — протянуть нефтепровод к реке. Далеко там?

— Километров двадцать, — выдал Ремидий справку. — Я всегда верил в твой ум, сам разберешься, что там надо сделать. В общем, обставим все так, как бы ты сам нашел там нефть. А это урочище я тебе подарю с куском берега реки за мое спасение. Там у реки хорошо цитрус растет. Лимонные рощи насадишь. Дом поставишь.