Тайна Катынского расстрела: доказательства, разгадка - Гровер Ферр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наоборот: доклад польского археолога власти Польши считают сегодня глубоко ошибочным. Финансирование прекращено, массовые захоронения засыпаны. Небольшое число неопознанных жертв перезахоронено, и теперь их официально именуют «жертвами НКВД». Подробнее о них будет сказано далее. Здесь же отметим: такая позиция польских властей – молчаливое признание того, что «официальная» версия Катыни опровергнута.
Материальные свидетельства из Владимира-Волынского – значки и германские гильзы 1941 года выпуска – самый важный вид доказательств из всех. Их нельзя ни «подбросить», ни тем или иным способом сфальсифицировать. Это и отличает их от письменных источников и личных показаний.
Если бы не существовало никаких других неопровержимых доказательств лживости «официальной» версии Катынского расстрела, то, чтобы опровергнуть её, хватило бы только этих материальных свидетельств. На основании жетонов и гильз из Владимира-Волынского и их одних можно прийти к выводу: поляки, вывезенные из советских лагерей для военнопленных в апреле-мае 1940 года, отправлялись оттуда не для расстрелов. Что уже само по себе опровергает «официальную» версию Катыни.
В главах со 2-й по 5-ю рассмотрены выявленные нами неопровержимые свидетельства:
Группа документов A: Германский «Официальный материал»:
* стреляные гильзы германского производства;
* жетон из Осташковского лагеря;
* значительное число найденных в Катыни тел идентифицированы как заключённые Осташковского и Старобельского лагерей.
Группа документов Б: сообщение Специальной Комиссии Бурденко:
* квитанция на имя Пшемыслава Козетульского, сына Болеслава.
Группа документов В: «Закрытый пакет № 1»:
* выписка из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года со следами исправлений, внесённых, по всей видимости, в 1959 году.
Группа документов Г: отчёт археологической экспедиции во Владимире-Волынском:
* жетоны Юзефа Кулиговского и Людвика Маловейского;
* сотни гильз германского производства, изготовленных в 1941 году.
По «официальной» версии Катыни, из лагерей в Козельске, Осташкове и Старобельске польских военнопленных переправляли в Смоленск, Калинин и под Харьков, и там под командованием местных Управлений НКВД их расстреливали и предавали земле в Катыни (фактически, в местечке Козьи горы поблизости от Катыни), Медном и Пятихатках, соответственно. Казни начинались через короткое время после прибытия военнопленных в указанные города.
Но нет никаких доказательств, подтверждающих именно такой сценарий расправы над польскими военнопленными. С чем вынужден согласиться даже такой ярый защитник «официальной» версии как Гурьянов в нескольких местах своей пространной статьи в книге «Убиты в Катыни».
Он, в частности, признает: советские этапные списки – единственный официальный источник с почти полным перечнем козельских военнопленных, в котором однако в них нет ни слова о расстрелах или принятых на сей счёт решениях Политбюро:
Исключительное значение списков-предписаний как доказательств обусловлено тем, что это единственный официальный источник, содержащий практически полный поимённый список расстрелянных военнопленных Козельского лагеря. Однако списки-предписания не содержат каких-либо упоминаний о том, что перечисленные в них лица подлежат расстрелу на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б).64
Поэтому между (предполагаемым) решением Политбюро от 5 марта («запиской Берии») и расстрелом польских военнопленных нет вообще никакой связи:
…Если ограничиться только перечисленными советскими источниками, с формальной точки зрения связь между решением Политбюро от 5 марта 1940 года о расстреле польских военнопленных и списками-предписаниями НКВД установить невозможно.65
Отсутствие доказательств умерщвления польских военнопленных весной 1940 года Гурьянов считает самым слабым местом «официальной» версии:
Необходимость сослаться на отсутствие признаков жизни после весны 1940 года и общность судьбы опознанных и неопознанных по результатам эксгумации для того, чтобы считать списки-предписания НКВД списками отправки на расстрел, – самое тонкое звено в нашей формально-юридической доказательной цепочке.66
Утверждение, способное внушить неверное представление – на более простом языке, называется ложью. Как мы видели, существует множество «доказательств бытия» польских военнопленных после мая 1940 года. Гурьянов может говорить об отсутствии таковых, лишь сознательно игнорируя доклад Комиссии Бурденко, опубликованную Памятных опись материалов эксгумаций и владимир-волынские находки. Его ум занят чем-то таким, что препятствует «заметить слона в гостиной».
Если бы Гурьянов был честным историком, цель которого – открыть истину, тогда он не стал бы открещиваться от существования таких свидетельств и представил своим читателям их анализ. То, что и сделано в данной книге. Но Гурьянов – не честный историк. Всё, что он пишет, – не исторические труды, а «пропаганда со сносками».
Гурьянов считает – или, точнее, лишь делает вид, – что все, в том числе неопознанные останки, эксгумированные нацистами в 1943 году в Катыни, принадлежат военнопленным из Козельска:
Мы исходим из того, что все останки, эксгумированные в 1943 году в Катынском лесу, включая перечисленные в списке “посторонних” в Приложении, – это останки значащихся в документах НКВД военнопленных из Козельского лагеря.67
Как указывает Гурьянов, к тому же самому заключению приходит и Алексей Памятных:
Алексей Памятных ещё в 2005 г. пришёл к выводу, что “в польских могилах в Катыни находятся останки офицеров ТОЛЬКО из Козельского лагеря” (Pamiatnych А. О ideпtyfikacji пazwisk … S. 142).68
Гурьянов ссылается на статью, где А.Памятных в открытым текстом заявляет:
…Считаю, что в польских могилах в Катыни находятся останки ТОЛЬКО офицеров из Козельского лагеря. Эта гипотеза – главный результат моей работы69 (выделено мной. – Г.Ф.).