Свет любящего сердца - Грейс Ливингстон-Хилл

Например, вот семейство Шеннонов, отец, мать и все дети. Они все испытывали друг к другу такую любовь. И не потому, что кто-то из них хотел получить что-то от другого, а просто потому, что каждый был дорог другому ради него самого. Именно такой любви она была лишена и именно к ней тянулась всю жизнь, вслепую пытаясь нащупать, отыскать ее. Надеясь, что где-то, когда-то встретит ее. Однако эти ее стремления были такими неясными, что рождали в душе только смущение и беспокойство.

Корали не верила, что любовь можно найти в браке, из-за примера матери, но, увидев в доме Шеннонов немолодых, давно женатых людей, которые любили друг друга по-прежнему, совершенно изменила свое мнение. Эти двое, казалось, могли пройти плечом к плечу любые жизненные испытания, трудности, неустройства, и при этом сохранить нежные отношения, и все так же смотреть друг на друга взором, исполненным любви и чуть ли не обожания. Ах, выйти замуж вот так, когда тебя любят больше жизни, это было прекрасно, об этом можно было только мечтать!

И совсем другое дело — тут она невольно вздрогнула — выйти за такого пройдоху, как Эррол Хант!.. Вот где, наверное, сущий ад!

До нее невнятно доносились из гостиной крики гостей. Она знала, судя по их пьяным голосам, какой у него сейчас вид.

Тут она услышала, как кто-то зовет ее, громко и требовательно выкрикивая ее имя. — Ка-а-р'нна! Ка-а-р'нна! Эй, Ринни, детка, где же ты? П-а-а-чему ты не идешь, ка-а-гда я тебя зову?

Она задрожала и плотнее закуталась в одеяло. Если бы она сейчас была там, с ними, он непременно уже полез бы к ней самым непристойным образом. Стал бы обнимать, пытаясь поцеловать противными губами. Она почти чувствовала его дыхание, запах ликера и табака. Однажды он попытался полезть к ней, когда был сильно пьян, а она не успела еще выпить ни капли. Ее до сих пор бросало в горячую дрожь при воспоминании об этом. Может быть, он часто целовал ее, когда она была пьяна, а она этого даже не помнит. Но сейчас Корали переполняло отвращение к самой себе — как можно было так напиться, чтобы принимать его ухаживания! Господи, как она его ненавидела!

Издалека его голос доносился из-за двери и наконец стих. Потом снова послышался и зазвучал почти около ее комнаты. Корали слышала, как Эррол, спотыкаясь, идет по коридору. Он начал ломиться плечом в ее комнату, и сердце застыло у нее в груди. Хотя она знала, что дверь прочно заперта на замок и он не сможет ворваться, девушка дрожала от головы до пят и едва смела перевести дыхание.

— К'рин! К'рин! Д'вай иди с'да! Идем танцевать. Фа-ла-ла! У меня с собой бутылочка виски. Специально для тебя! Что ты не идешь? А я вот женюсь на тебе, если выйдешь ко мне сейчас! Прямо сейчас и женюсь!

Он едва ворочал языком и, наконец вдоволь настучавшись, ощупью двинулся обратно. Корали слышала, как он шатался и с ругательствами брел дальше.

Только спустя несколько минут она перевела дыхание. Корали вся похолодела от невыносимого ужаса и гадливости. Как она жалела, что не может сейчас пробраться к телефону, позвонить брату и попросить у него убежища. Она знала, что они примчатся тотчас же, любой из них. А раньше всех, конечно, Брюс, ну и Дан. Они проявили к ней такую заботу и внимание, каких она до сих пор ни в ком не встречала.

Но она не смела выйти из комнаты. Гости услышат, что она говорит по телефону, узнают, что она здесь, ворвутся в комнату, не выпустят из квартиры.

Кроме того, Корали сгорела бы от стыда, если бы Брюс и Дан увидели, что происходит у них в квартире. Пьяный содом! Она не могла позволить им увидеть мать в таком виде. Особенно тяжело это было бы для Дана. Несмотря на все, что он вытерпел от нее, все же сохранял какой-то идеальный образ материнства, и Корали не хотелось разочаровать его окончательно. А завтра она улизнет из дома и куда-нибудь скроется, чтобы никогда больше не подвергаться такому унижению и стыду.

Но куда ей идти? Лиза по-прежнему будет пользоваться ее деньгами — она умела подделывать подпись Корали, так что довольно скоро от них ничего не останется. А что ей делать без денег?

Конечно, она может поступить так, как другие, — найти работу. Но что она умеет? Ее ведь никогда ничему не учили. Она даже шить не умела. Может быть, она сможет устроиться секретаршей, но Лиза на это ни за что не согласится. Разумеется, можно попробовать себя манекенщицей. Но Лиза и против этого будет возражать. Значит, если она решится на что-то подобное, придется уехать из города. Впрочем, это не поможет — раньше или позже Лиза выведает, где она, и Корали потеряет любую работу. Но если она останется с матерью, это неизбежно означает, что ей придется выйти за урода Эррола. Нет уж, этого она не сделает ни за что, лучше утопиться.

Так она лежала без сна, размышляя, вздрагивая и мучаясь. Ей было горестно и одиноко. Потом стало страшно — а что сказали бы Шенноны, если бы узнали, какие муки она сейчас переживает? А что подумал бы о ней этот милый рыжий Брюс Карбери? Наверняка что-нибудь предпринял бы, чтобы спасти ее. Да, он не остался бы в стороне, это уж точно. Но Корали знала наверняка — она скорее умрет, чем расскажет ему об этом. Она никогда потом не посмеет посмотреть ему в глаза.

Дан, конечно, тоже попытается чем-нибудь помочь, в нем она не сомневалась. Но опять-таки ему Корали тоже не может поведать о своем позоре. Придется нести всю тяжесть в одиночку. Впрочем, теперь перед ней открылся другой путь, другая жизнь, непохожая на ту, к которой она привыкла. Трудно было сейчас сказать, насколько она понравится Корали, но по крайней мере на первый взгляд этот новый мир казался притягательным и светлым. Все эти люди были как будто вполне спокойны и счастливы. Как она ни старалась припомнить, перебирая в памяти всех своих друзей и знакомых, ни у кого из них не было таких сияющих глаз. Да, эти ее новые знакомые были все как один сияющими и нежными — вот как бы она это назвала.

Ну почему Корали не родилась, как другие дети, у порядочных, добрых родителей, в уютном доме? Почему у нее в детстве не было старшего брата, такого, как Дан, и такого друга, как Брюс, и она не жила нормальной жизнью? Почему она только и знала, что попойки и вечеринки и кидалась в разные безумства?

Она чувствовала, как в сердце нарастает отвращение к прежней жизни. Корали казалось, что ее бросили на дно глубокой зловонной ямы и она никак не может выбраться наверх, туда, где воздух чище. Она старалась, сдерживала дыхание, сколько хватало сил, но чувствовала, что задыхается, гибнет.

И вдруг — будто свежим воздухом подуло на нее с каких-то нездешних высот, и в памяти эхом прозвучал голос брата:

Да, она точно помнила, в его песне была такая строчка, потом мелодия подсказала еще несколько фраз. «Пали цепи и ограды». Эти слова зазвенели в ее сердце, пронизали насквозь и коснулись самой глубины ее существа, где затаились одиночество, ужас, тоска и страх перед жизнью.

И вдруг песня будто очистила воздух вокруг, и Корали стало легче дышать. «Свет Его любви со мной!» Ах! А ее Он может любить так же? Сможет ли она найти выход из своего положения?