Плохиш для хорошей девочки - Алиса Селезнёва

– Ладно.

– Спасибо. – Счастливая Агата клюнула мать в нос и побежала в учебную аудиторию.

Данил к этому времени уже вернулся и вовсю болтал с Еленой Павловной. Та принесла на урок истории игру по двадцатому веку. Игра представляла собой путешествие по типу «Незнайки на Луне» или «Волшебника Изумрудного города». Нужно было бросать кубик и двигаться по специальным кружочкам с помощью цветных фишек. Каждый кружочек содержал в себе какое-то число, а число характеризовалось вопросом. Данилу везло. Он обладал хорошей интуицией, и в вопросах с выбором ответа угадывал в четырёх случаях из пяти. У Агаты интуиция отсутствовала напрочь. Если она не знала правильного ответа, то не угадывала даже со второй попытки. В семи шагах до финала они оказались на одной клетке в третий раз за игру, и Агата, засмеявшись, брякнула первое, что пришло в голову:

– Ты меня преследуешь?

– Да нужна ты мне!

Данил по обыкновению ответил шуткой. Но сегодняшнюю шутку Агата не оценила. Улыбка медленно сползла с её губ, а пол под ногами закачался. За игрой она больше не следила и за весь оставшийся день не издала ни звука. Данил пытался разговорить её всеми мыслимыми и немыслимыми способами: ходил на руках, изображал Ельцина, откопал в каком-то шкафу старый кассовый аппарат и принялся тыкать по кнопкам с самым серьёзным видом. Агата молчала и угрюмо царапала взглядом обои. Данил так и не понял, что случилось. И не придал случайно брошенной фразе большого значения. А вот Агата придала. И смиряться с его словами не собиралась.

«Не нужна…» – как мантру, произносила она, изо всех сил стараясь не плакать. За окнами, как назло, было тепло и солнечно. По небу разлилась густая плотная синева, а около клумб распустились первые цветы мать-и-мачехи. Обычно Агата любила весну. Весна означала скорый отдых. Чаще всего, но не в этот раз. В этот раз весна отобрала у Агаты надежду. Слова, сказанные матерью после дня святого Валентина, внезапно всплыли в её памяти и отдались тупой болью: «Данил может трижды расстаться со своей девушкой, но это не значит, что он полюбит тебя». Действительно, мать была права: в их отношениях ничего не менялось. То самое «чуть-чуть», на которое Агата так рассчитывало, наступать не собиралось. Данил по-прежнему ни с кем встречался, но Данил был в активном поиске. Агата не знала этого наверняка, но чувствовала каким-то особым шестым чувством. Тем самым чувством, которое просыпается только у влюблённой женщины. Иногда Данил сам рассказывал, как ходил в какой-нибудь бар или клуб. Порой об этом говорила Зоя Альбертовна, только не ей, а Анне Георгиевне, когда в субботу на дополнительные занятия, которые младшая Наумова из-за тренировок не посещала, он приходил слегка подшофе.

В семье Агаты спиртное относилось к предметам дурного тона. Анна Георгиевна предпочитала трезвый рассудок всему и везде, поэтому в рот не брала ни капли. Агатин отец выпивал крайне редко да и то по большим праздникам, вроде дня рождения или Нового года. Видим же почти постоянно был за рулём, отчего дружить с бутылкой ему было попросту некогда.

– Почему Даня выпивает? – как-то раз со вздохом спросила Агата у Али. Саму девочку ни к спиртному, ни к сигаретам не тянуло. Она пробовала шампанское лишь однажды, на последний день рождения матери, когда в доме были гости. Напиток с пузырьками девочка не оценила и, скривившись, тут же выплюнула в унитаз.

– Мужчины, бывает, выпивают, – пожала плечами Алевтина Михайловна. – Им от этого веселее, спокойнее и легче. Женщины и созданы для того, чтобы их держать.

Больше Аля тогда ничего не сказала. Она догадывалась, что на вечеринках или, как любил говорить Данил, «вписках» он не только выпивает, но воспитаннице решила до поры до времени об этом не рассказывать.

И вот теперь простые четыре слова ввергли Агату в такую пучину отчаяния, из которой выхода она уже не видела.

* * *

– Что-то случилось? – Аля пришла к ней в комнату вечером и принесла стакан молока и кусок манника. К ужину Агата не вышла, и женщина боялась, как бы девочка не заболела.

– Ничего. – Агата отвернулась к стене.

– Надо поесть. Иначе завтра скрутит желудок.

– Ну, и пусть.

– Эй, – почувствовав в голосе Агаты слёзы, Аля заставила её повернуться. – Может, расскажешь что случилось, легче станет.

Покачав для приличия головой, Агата тут же зарыдала в подушку.

– Данил сказал, что я ему не нужна.

– Прямо так и сказал?

– Прямо так и сказал.

Алевтина Михайловна склонила голову набок. Она не всё понимала, но уточнять не стала, так же как и не стала уносить молоко с манником.

Тренировки в этот день не было, и Агата уснула на нерасправленной кровати в той одежде, в которой пришла с занятий.

* * *

На следующий день погода испортилась, и дождь поливал улицы так, словно на небе прорвало какой-то кран. Агата выглядела ещё более подавленной, чем накануне. Данил старался шутить в своей обычной манере и даже принёс её любимый шоколад с вишней. Агата к подарку не притронулась и принципиально отвернулась к стене. Правда, теперь уже не потому, что злилась, а потому что не могла говорить с ним. Агате хотелось, чтобы учебный год закончился как можно быстрее, и Данил больше не попадался ей на глаза.

В полдень Зое Альбертовне срочно понадобилось куда-то уйти, и Аля, бросив все домашние дела, села в приёмной вместо неё. Агата поглядывала на часы. До выступления оставалось часа полтора, и Никита был уже на полпути к школе. К парикмахеру и визажисту ради одного танца Агата ехать не захотела. Аля с утра заплела ей косу и закрепила на затылке в пучок невидимками. Мать должна была встретить её в школе с платьем и нанести лёгкий макияж. В обычные дни краситься Агате не разрешалось, но ради танцев всегда делалось исключение.

К середине второго урока Данил сдулся окончательно. Не мытьём, так катаньем, а своего Агата  добилась. Он всё-таки начал чувствовать себя виноватым, хотя и не понимал за что именно. В перерыв он пошёл делать себе чай, но к началу третьего урока так и не вернулся, и, когда Агата пришла попрощаться с Алей, то обнаружила одноклассника у компьютера Зои Альбертовны.

– Говорят, ты держишь в страхе весь центр. – В руках у Алевтины Михайловны были спицы, и она задорно перебирала