Три дня до небытия - Тим Пауэрс

– Вы – мой отец?

– Да, я. Твоя бабушка… моя мать… послушай, парень… она сказала, мне лучше… сказала, что для всех будет лучше, если я уйду. Тогда, в 55-м. Теперь она умерла и не сможет больше меня шантажировать. Я мог бы убить ее и остаться – может, так и надо было, но как убить собственную мать?

– Ты убил мою мать.

Старик выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Черт возьми, мальчик, разве я знал? Я высылал твоей бабке деньги, чтобы она передавала Веронике. И письма. Думаю, твоя бабка оставляла деньги себе, а письма выбрасывала. На нее похоже.

– Ты оставил с ней своих детей.

– А ты бы предпочел приемную семью? Разве Грамотейка плохо о вас заботилась? Не забывай, она не предвидела, что Вероника покончит с собой.

Фрэнку захотелось рассказать этому старику о пьяных, безнадежных последних днях Вероники – и захотелось, очень захотелось выслушать его ответ, но здесь, на улице, было не место. Вместо этого он спросил:

– Кем был отец Грамотейки? Как на самом деле звали Просперо?

Старик покачал седой головой.

– Тебя это не касается, мальчик. Пусть будет Проспер О.

– Альберт Эйнштейн, – подсказала из тени за приоткрытой калиткой Дафна.

– Даф! – прикрикнул испуганный Маррити, шагнув к ней, – Тебе здесь нечего делать. Это…

– Твой отец, – закончила за него Дафна. Она была еще в пижаме, стояла на гравии босыми ногами. – Ты представил себе Альберта Эйнштейна, скажешь, нет, пап? Старого ученого со всклокоченными волосами.

Она вышла за ворота в холодный косой луч и, подойдя к отцу, взяла его за руку.

– Почему Грамотейка вас шантажировала? – обратилась она к старику.

– Даф, – взмолился Маррити, – мы ведь не знаем, кто этот человек. Иди, подожди меня в доме!

– Хорошо. Но он наверняка твой отец – очень на тебя похож.

Дафна выпустила руку Фрэнка и, миновав ворота, побежала обратно, вверх по дорожке.

Маррити невольно покосился в сторону человека за рулем, хотя по его взгляду тот мог заметить, что Фрэнку замечание Дафны не польстило.

Однако его отец сидел, зажмурив глаза и нахмурившись, словно у него вдруг схватило живот.

– Ты в порядке? – окликнул его Маррити.

Старик открыл глаза и промокнул их рукавом нейлоновой куртки. Потом глубоко вдохнул и выдохнул.

– Надеюсь, надеюсь. Что она сказала?

– Сказала, что ты на меня похож.

– Подбородок Маррити, – сказал его отец с горькой улыбкой, – и в глазах, мне кажется, что-то есть, и в переносице. Посмотри на фотографии Эйнштейна тридцатых годов.

– Я думал, мы ирландцы.

– Мой отец, может, и был – или кем там Фердинанд приходился Миранде, моей матери. А вот звали его не Маррити – это девичья фамилия твоей бабки, только она добавила второе «р», чтобы звучало по-ирландски. Фамилия венгерская, сербского происхождения. Кажется, я не первый никудышный отец в нашей семье. Правда, у меня – я в этом абсолютно уверен – не было выбора. – Он открыл и снова закрыл рот, а потом добавил: – Мне жаль. Не могу выразить, как мне жаль.

Маррити ответил колкой улыбкой.

– Может, и жаль. Только жалостью уже не поможешь.

Помолчав, его отец кивнул.

– Наверно, не поможешь. Пустишь меня в дом?

Маррити даже удивился.

– Нет, конечно! Можем как-нибудь встретиться – оставь мне свой телефон. Между прочим, отсюда тебе лучше уйти пешком, я запомнил номер машины и намерен сообщить об угоне.

– Пустишь меня? – повторил старик. – Вчера умерла моя мать… твоя бабушка.

Маррити насупился. Ему не хотелось бы задавать больные вопросы при Дафне, но, может быть, для начала они смогут обойтись и без больных вопросов. А если прогнать старика сейчас, он может больше и не вернуться, и ему будет нестерпимо больно – опять.

Маррити тяжело вздохнул.

– Конечно, ты можешь зайти. Но обещай мне, что как только я скажу, что тебе пора, ты не будешь устраивать сцен и просто уйдешь.

– Согласен.

Берт Малк, пригнувшись под откинутой крышкой капота арендованного «Форда LTD» на противоположной стороне улицы через несколько домов, не рискнул выпрямиться, чтобы взглянуть вслед Маррити и старику из зеленого универсала; впрочем, он заметил, что старик хромает, и логично предположил, что идут они в дом к Маррити. Девочку, выбежавшую из дома в пижаме и после короткого разговора вернувшуюся обратно, Малк успел рассмотреть.

Он положил на радиатор ящик с инструментами и сделал вид, что возится с клеммами на аккумуляторной батарее. Малк простоял так уже десять минут, то склоняясь над мотором, то садясь за руль, словно пытаясь завести машину. Вскоре придется уехать.

Поселок располагался за пределами Сан-Бернардино: здесь не было ни светофоров, ни тротуаров. Малк стоял на клочке травы, примятой и изрытой колесами. В доме, перед которым он припарковался, окна и дверь были забиты фанерой, а на дорожке громоздился коричневый мусорный бак едва ли не больше самого дома.

С восточного конца улицы к нему медленно приближался синий BMW. Малк склонился над аккумулятором, словно высматривая на устройстве ржавчину.

BMW проехал мимо, моргнул тормозными огнями у дома Маррити, но миновал и его. В заднем окне тускло отражался солнечный свет. Машина притормозила у знака остановки на западном конце квартала и свернула направо.

С бесстрастным лицом он принялся швырять инструменты обратно в ящик. Пора убираться, подумал он.

Женщину, сидевшую рядом с водителем, он четыре минуты назад видел на пассажирском месте в «Хонде Прелюд», медленно проехавшей, между прочим, в том же направлении, с востока на запад. Он взял себе на заметку: волосы темные, до плеч, стройная, за тридцать, в темных очках и голубой блузке с короткими рукавами. Настоящая пцаца[7], подумал он, красотка-брюнетка. Оба раза, проезжая, она смотрела прямо перед собой, не оборачиваясь на дом Маррити, и вполне могла сойти за местную жительницу, если бы не оказалась два раза подряд в разных машинах с разными шоферами.

Малк защелкнул ящик с инструментами и убрал рычаг, поддерживающий капот. Пора было убираться.

– Я помню эти пожары, – сказал Маррити-отец, глядя поверх крыши на белое небо на севере.

– Нежно высокую синюю урну небо наполнит огнем, – проговорил Маррити, вольно цитируя Эмерсона. Он спешил в дом и злился, что приходится поджидать хромающего отца.

Фрэнк уже открывал кухонную дверь, когда отец кивнул на валявшийся на траве видеомагнитофон.

– А вот это мне незнакомо, – сказал он.

– Сгорел, – коротко пояснил Маррити. – Вероятно, что-то с проводкой.