Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни

– Уверен? – переспросил Бруно. Он налил себе выпить и зажег сигарету. Присутствие Карин действовало на него успокаивающе.

– Разумеется.

– Результат? – Разговор шел в телеграфном стиле, все по делу, ничего лишнего.

– Верхушка «Ай-Би-Би» утверждает, что они больше не заинтересованы в поставках золота и алмазов из Бурхваны.

– Значит, полная изоляция… Ты говорил с сенатором?

– Конечно, я с ним говорил, – раздраженно ответил адвокат. – Я за этим и прилетел в Вашингтон. Кстати, он выдал бы всю информацию тебе напрямую, если б ты только был так любезен и сообщил ему, где тебя черти носят.

Бруно опорожнил стакан и раздавил окурок в хрустальной пепельнице. Ему было свойственно время от времени исчезать словно в никуда, и никто, кроме Кало Косты, не мог пролить свет на эти таинственные отлучки.

– К делу, адвокат, – перебил он, раскуривая новую сигарету. – Мы говорили о сенаторе.

– После прихода администрации Рейгана он мало что может сделать.

– Чтобы это узнать, не требовалось ездить в Штаты.

– Я получил сведения окольными путями, – заявил Бранкати.

– Будь так любезен, поделись ими со мной.

– Кто-то заполучил семь с половиной процентов акций «Ай-Би-Би».

– Достаточно, чтобы получить доступ к нажатию кнопок. Такой значительный пакет не присвоить за один вечер. – Бруно вдруг помрачнел, задумался, его серые глаза, казалось, искали какого-то решения. – И никто ничего не заметил?

– В течение двух лет многочисленные мелкие группы, вроде бы не связанные друг с другом, подбирали колоски на поле «Ай-Би-Би». В конце концов они вдруг слились воедино, как осиный рой. А теперь хотят нас поиметь. – Голос Бранкати задрожал от возмущения.

– Take it easy[23], Паоло, не кипятись. В наших делах возмущение – штука бесполезная, а главное, несерьезная.

– Что ж, по-твоему, я должен молчать? – взорвался адвокат. – Отлично. Ты теряешь десятки миллионов из-за чьих-то гнусных козней, а я буду помалкивать!

Среди сицилийцев встречались умеющие сдержанно и хладнокровно рассуждать, но попадались и опасно вспыльчивые: к этому меньшинству принадлежал и адвокат Паоло Бранкати.

– Кто стоит за этой операцией? – спросил Бруно.

– Арабы. Твои гребаные, трижды проклятые дорогие друзья арабы.

– Арабов много, – заметил Бруно. – Хватит возмущаться, говори конкретно.

– Это все, что я знаю, разрази меня гром! Официально вся операция проведена через швейцарский банк де Мартиньи. Но за всем этим стоят они: твои арабские друзья. Альфонс де Мартиньи так тебя и не простил после того, как ты обошелся с Клодин.

– Это все?

– Бруно, я вылетаю первым же рейсом до Парижа. Завтра буду у тебя на побережье. За это время советую что-нибудь придумать.

– Ладно. Ты проделал хорошую работу. Буду тебя ждать.

– Я должен сказать тебе еще одну вещь.

– Послушаем, что за вещь.

– Я велел Карин ехать к тебе.

– Она приехала, – Бруно подмигнул ей.

– Слава богу. Она мне понадобится. Что до мистера Хашетта, могу сказать, что он собирается при встрече поведать тебе байку про слишком высокие цены и прочий вздор. Американцы тебя предали и теперь стараются подсластить пилюлю. Считается, что не следует сердить Барона больше, чем требуется.

– Вот видишь, значит, они еще не окончательно сошли с ума, – удовлетворенно отметил Бруно. – Рекомендую пропустить стаканчик в баре на Пятой авеню, торопиться, собственно, некуда, – посоветовал он и повесил трубку. По ослепительной улыбке и беспечному выражению невозможно было догадаться о жестокости нанесенного ему удара.

Жизнь научила Барона выпутываться из безнадежных ситуаций. Он по опыту знал, что впадать в панику и жалеть самого себя – верный путь к гибели. Его недооценили, и это было ему на руку. Та же ошибка уже не раз дорого обходилась его врагам. Он налил себе виски и позвал Фрэнка.

– Выжми все из этого проклятого компьютера, – приказал он секретарю. – Вызови всех наших осведомителей. Добудь мне имена всех арабских клиентов банка де Мартиньи. В частности, сведения о том, кто вкладывал капиталы в «Ай-Би-Би» с января 1980 года.

Фрэнк отправился к себе, в «мозговой центр» плавучего дома. Дон Калоджеро Коста окрестил это тайное помещение, куда не проникали звуки внешнего мира, «комнатой дьявола».

Бруно встал и подошел к Карин, обволакивая ее всю с ног до головы ласковым взглядом улыбающихся серых глаз.

– Так на чем мы остановились? – спросил он, будто ничего существенного за прошедшее время не случилось, будто и не испарились в воздухе несколько десятков миллионов долларов.

– Когда? – удрученно спросила Карин.

– Когда мы собирались воспарить к небесам, – шутливо бросил он, жадно впитывая взглядом ее удивительную красоту. – Лет сто тому назад.

– Вот именно, – подхватила девушка, – лет сто тому назад. – Словно грозовая туча вдруг омрачила ее лицо, погасив светлое очарование волшебной минуты.

– Счастье можно вернуть. Я в этом деле большой специалист, – его сильная рука накрыла ее точеные пальцы.

– С тех пор произошло столько событий, мистер Брайан, – заметила она, сумев сдержать вызванные его прикосновением дрожь и волнение.

– Но разве мы не стали друзьями? – спросил он с наигранным изумлением. Карин была так близко, он вдыхал сладкий запах ее тела и испытывал неодолимую власть женских чар. – Друзья разговаривают на «ты» и называют друг друга по имени. Согласна? – В его голосе звучала уверенность, но торжество победителя, прежде сквозившее в улыбающемся взгляде, уступило место сдержанному оптимизму. Проснувшийся бойцовский азарт что-то изменил в его душе, хотя на лице это не отразилось.

– Ну, хорошо, Бруно, – с благодарностью сказала девушка.

– И все? – Он ласково провел рукой по ее щеке.

Карин вздрогнула, но уклонилась от брошенного ей любовного вызова.

– Я тебе очень благодарна, – проговорила она, даже не пытаясь скрыть волнение.

– Да за что же? – Он чувствовал, что Карин от него ускользает, и это вызывало смутное недовольство.

– Конечно, для тебя все легко и просто, – сказала Карин себе в оправдание, – но ведь не каждый день Барон предлагает кому-то свою дружбу. Я простая девушка, Бруно.

Он знал о ней все, знал, кто она и откуда родом, знал о постигшем ее позоре.

– Зачем ты так? – задумчиво и рассеянно произнес Бруно, на какой-то миг вдруг перестав ее замечать, уносясь мыслью и взглядом далеко за пределы кабинета, далеко от огней Сен-Тропеза, за моря, к тайным воспоминаниям, которыми не делился ни с кем. – Зачем? – повторил он, вновь лаская ее своей сильной и нервной рукой. Его ладонь была теплой и сухой, от нее слабо пахло одеколоном.