Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - Мария Романова

Образовывались партии всех ориентации. Из них самой, наверное, вредной для монархии были крайне правые, которые тешили императора иллюзиями.

В таких условиях сотрудничество между царем и Думой было невозможно. И с самого начала усилия, направленные на мирную либерализацию российской власти, были обречены на провал.

Внутри кремлевских стен жизнь продолжалась, как и прежде. Той зимой мы часто ходили в театр. Наши выходы туда были событием. Позади императорской ложи был большой салон, в котором можно было пить чай во время антрактов. Чашки, тарелки, столовое серебро и провизию привозили из дворца наши слуги. Обер-полицмейстер обычно пил чай вместе с нами; мы приглашали и тех наших близких друзей, которые оказались в тот день на спектакле. Кроме того, у нас было разрешение просить актеров, певцов или танцовщиков приходить к нам в ложу, но предлагать им чай мы не могли. Им приходилось стоять в течение короткой беседы, которая допускалась этикетом. Так мы познакомились со всеми выдающимися московскими актерами, которые играли в Императорском театре в то время. К сожалению, тетя так и не позволила мне посещать спектакли Московского Художественного театра, очень известного тогда.

Я часто проводила воскресенья в компании моих друзей, сестер Клейнмихель. Они жили с родителями в просторном старом доме, расположенном между двориком и садами на тихой городской улочке. Я предпочитала сама навещать их, нежели приглашать их в Николаевский дворец. Меня очень привлекала простота их семейной жизни. Графиня Клейнмихель, умная и все еще молодая женщина, была настоящим другом своих дочерей. Она подарила им счастливую теплую атмосферу и знала, как стать необходимой во всех наших затеях. Зная о том, как я одинока, она делала все, что было в силах, чтобы я почувствовала себя у них как дома. Всякий раз, когда мой визит подходил к концу и я должна была возвращаться в свой роскошный дворец, я переживала чувство подавленности и что-то похожее на зависть.

Та атмосфера таинственности, которой тетя окружала каждый свой проект, была чем-то вроде фамильной черты. Большинство моих родственников частенько делали секрет из совершенных пустяков, поэтому мы с Дмитрием приучились сами собирать для себя информацию и иногда не колеблясь прибегали к неподобающим средствам.

У моей тети была привычка разбрасывать свои письма повсюду, и я должна признаться, что мы с Дмитрием часто бросали нескромные взгляды на них и телеграммы, которые лежали раскрытыми там и сям.

Так однажды мы узнали о телеграмме, содержание которой довольно сильно напугало меня.

Она была подписана княгиней Ириной, супругой принца Генриха Прусского, сестрой моей тети. В ней говорилось, что кронпринцесса Швеции пожелала получить мои самые недавние фотоснимки; их следовало послать в Стокгольм безотлагательно.

В смятении мы посмотрели друг на друга и тут же поняли, что все это значит. Королевская семья Швеции имела очень слабые брачные связи с нашей семьей и не поддерживала родственных отношений с нами. Эта просьба могла означать только матримониальные планы.

Когда миновало первое чувство удивления, это открытие меня особенно не поразило. Я знала, что когда-нибудь мне суждено выйти замуж за иностранца. Я знала также, что, если фортуна мне вдруг улыбнется, я смогу сделать выбор по велению своего сердца. Во все времена браки принцев обсуждались заранее; меня воспитали так, что я принимала это как факт. Полагаю, фотография была послана, хотя об этом меня оповестить не посчитали нужным, и по мере того как проходило время, я почти забыла об этом.

На Пасху мы поехали в Царское Село. Как только праздники закончились, тетя объявила, что мы должны вернуться в Москву. Неотложное дело, по ее словам, требовало этого; моя просьба остаться подольше в Царском Селе не рассматривалась.

По возвращении в Москву она попросила меня не занимать вторую половину дня никакими делами и встречами, так как она ожидает к чаю гостя. Будет хорошо, добавила она, если я подумаю о подходящем платье.

В назначенное время я без особого энтузиазма спустилась в гостиную и нашла свою тетю в одиночестве. Заваривая чай, она, избегая смотреть мне в глаза, мимоходом заметила, что ее гостем является молодой принц Швеции Уильям, второй сын ее давней подруги детства наследной принцессы Швеции. Она сказала, что он путешествует инкогнито, желая посмотреть страну.

Я улыбнулась про себя. Ее заявление не пробудило во мне больше никаких эмоций, и, когда несколько минут спустя двери раскрылись и появился молодой принц, я оглядела его со спокойным любопытством.

Он имел привлекательную, даже утонченную внешность, красивые серые глаза, скрытые под густыми ресницами. Его плечи были узковаты, а рост такой, что он, казалось, стремился как-то исправить это, слегка сутулясь. Мы сидели вокруг стола, ведя вежливую беседу, в основном она шла между тетей и принцем. Так как со мной никто не заговаривал, я хранила молчание. Дмитрия не было дома. Но перед уходом из своей комнаты я оставила ему записку с просьбой прийти в гостиную, когда он вернется. Когда он наконец появился, симпатичный, в голубой матросской курточке, с растрепанными волосами, удивление его было велико. Он и принц внимательно посмотрели друг на друга и пожали руки. Разговор между моей тетей и принцем продолжился. Когда он уходил, тетя пригласила его на ужин, и приглашение было принято.

Когда мы остались одни, тетя попыталась узнать, какое впечатление на меня произвел принц. Я сделала вид, что не понимаю подоплеки ее расспросов. Дмитрий последовал за мной в комнату и забросал меня вопросами:

– Вы думаете, что это тот самый принц, для которого предназначались ваши фотографии? Он приехал специально, чтобы увидеть вас? Вы собираетесь выйти за него замуж?

– Не будьте утомительны, – сказала я ему. – Кого же еще, по-вашему, он приехал увидеть, если не меня? Но пока так и не нашел времени поговорить со мной, – добавила я, смеясь.

Я одевалась к ужину, но в свои шестнадцать лет еще не достигла возраста истинного кокетства и бросала в зеркало озабоченные и беспокойные взгляды только тогда, когда Таня укладывала мои косы. За ужином принц сел рядом со мной. Я чувствовала, что внимание всего стола сосредоточено на нас, и все же, преодолевая робость, старалась вести беседу непринужденно. Тетя отправила нас с Дмитрием спать в десять часов, как обычно, и осталась с принцем, отпустив слуг.

На следующее утро она позвала меня в свою гостиную. Я поцеловала ей руку и ждала, когда она заговорит. Мы сидели лицом друг к другу.

– Послушайте, – начала она, глядя в сторону и нервно комкая в руке носовой платок с черной каймой, – я должна поговорить с вами об очень серьезном деле и хочу, чтобы вы как следует подумали, прежде чем дать ответ. – Ее лицо раскраснелось от подавляемых чувств, и она с трудом подбирала слова. – Принц Уильям приехал сюда, чтобы познакомиться с вами. Вы нравитесь ему, и он хочет знать, не согласитесь ли вы выйти за него замуж…

Шок от ее слов был все-таки сильным и болезненным. Хотя меня воспитали с той мыслью, что я должна выйти замуж из политических соображений, я не ожидала, что это будет так неожиданно. Поток тетиных слов, ее поспешное стремление выдать меня замуж и полное невнимание к моим чувствам вызвали возмущение, показались мне бестактными. Заметив мое оцепенение, она взяла меня за руку и попыталась притянуть к себе.